Бывало, проводил целый день занятия в поле с курсантами 3-й или 4-й учебных групп 3-го курса, их опрашивал, выставлял в свой блокнот оценки, а когда в конце занятий подводил итоги и объявлял им оценки, то те, кто получил «неудовлетворительно» или «удовлетворительно», начинали задавать вопросы: «А за что мне двойка?» или «А за что мне тройку поставили?». Когда проходило 4-5 часов, а были и такие занятия, которые проводились в течение двух или трех дней, то трудно мне поначалу было точно обосновать эту низкую оценку в конце полевых выходов, – ведь проходило много времени и быстро не вспомнишь. Этим они вводили преподавателей в заблуждение. Я быстро это понял. И стал быть внимательным к таким курсантам, то есть детально запоминал или делал пометки ответов этими курсантами в своем блокноте и, когда задавался такой вопрос при подведении итогов, я аргументированно обосновывал почему именно выставлена курсанту такая оценка. Тогда все вопросы отпадали. Те курсанты, которым я выставлял отличные или хорошие оценки, подобных вопросов никогда не задавали. Поэтому детально записывать ответы этих курсантов никакой необходимости и не было.
Преподаватели тактики вели одну дисциплину – общую тактику (это общевойсковая тактика). Когда кто-то из преподавателей-специалистов болел, то приходилось, по указанию начальника кафедры, его подменять преподавателю тактики. Соответственно, надо было подготовиться по теме той дисциплины, чтобы качественно провести занятие. Другими словами – у нас на кафедре существовала взаимозаменяемость преподавателей. Преподаватели тактики должны были знать учебный материал и других дисциплин, которые проводились кафедрой.
Темы дисциплины (общая тактика) с курсантами, на каждом курсе обучения, отрабатывались следующим образом: читались лекции (начальником кафедры, заместителем начальника кафедры или старшими преподавателями). В основном лекции на 3-м курсе читал старший преподаватель, – как опытный методист. Групповые занятия, семинары, практические занятия, групповые упражнения, консультации – проводились преподавателями курса; старший преподаватель проводил эти занятия в своих закрепленных учебных группах.
Старший преподаватель, после проведенных лекций, – перед началом проведения других видов занятий преподавателями – всегда с ними проводил методические занятия по занятиям темы, отрабатываемых с курсантами. Это были инструкторско-методические занятия в поле или показные занятия, проводимые с курсантами. Кроме того на ПМК и кафедре практиковались пробные занятия начинающих преподавателей и открытые занятия по плану, проводившиеся в течение учебного года каждым преподавателем не менее одного раза. Контроль занятий осуществлялся, кроме командования училища и учебного отдела, начальником кафедры, его заместителем и старшим преподавателем. Старший преподаватель обязан был в течение месяца проконтролировать занятия каждого своего преподавателя и сделать записи в Журнале контроля занятий кафедры.
В конце августа 1978 года я познакомился со всеми преподавателями – членами ПМК 3-го курса. Кроме упомянутого старшего преподавателя, в составе ПМК работали преподаватели тактики: майор Доценко В.Ф. (40-ка летний офицер), капитан Исмагилов Г.А. С моим прибытием, на ПМК 3-го курса стало работать четыре преподавателя. За каждым преподавателем было закреплено по две учебные группы, а за капитаном Исмагиловым Г.А. – три.
Через несколько дней после моего прибытия на кафедру ОВД, капитан Исмагилов Г.А. пригласил меня сходить на кафедру физической подготовки; там он меня познакомил с молодым начальником кафедры, подполковником Романюком А.С. При нашей беседе Анатолий Сергеевич поинтересовался, какими видами спорта я занимался. Он сказал, что я – молодой капитан, так что, если будут проводиться соревнования, меня обязательно будут привлекать. Я ответил, что участвовать в соревнованиях буду. Подполковник Романюк А.С. объяснил, что по вторникам и четвергам для офицеров училища – физическая подготовка в спортзале с 16.30 до 18.00. А кто хочет, то могут в это время заниматься плаванием в бассейне.
В сентябре 1978 года я успел один раз сходить в наряд – меня назначили дежурным по столовой с субботы на воскресенье. Это были адские сутки. Сентябрь еще был жарким месяцем. Как раз в этот день под Алма-Атой, в горах, горел лес и курсантов училища привлекали тушить пожар. Подняли курсантов под утро. Часть моего кухонного наряда, из числа курсантов, была тоже отправлена, по ошибке, для тушения пожара. Поэтому весь день в столовой не было и половины кухонного наряда; пришлось с трудом обеспечить прием пищи курсантами дивизионов; для курсантов, занимающихся тушением пожара, надо было отправлять пищу в термосах. Людей в наряде у меня не хватало. Очень была большая неразбериха. Трудность для меня заключалась в том, что я был новичком в училище, – ведь я находился в училище всего лишь 20 дней; курсантов, заступивших в наряд, по фамильно, я еще не знал. Поэтому пришлось мне эти сутки покрутиться, как белке в колесе. Вот так проходила моя служба в первом наряде. В дальнейшем я ходил в другие суточные наряды: помощником дежурного по училищу или дежурным по учебному корпусу.
Офицеров-преподавателей назначали в суточные наряды один раз в месяц. Пока я был капитаном и майором, меня назначали помощником дежурного по училищу или дежурным по учебному корпусу. Так как я был загружен занятиями в обычные дни, то, зачастую, назначался в наряды с субботы на воскресенье. Можно сказать, что один мой выходной день в месяц пропадал, ведь утраченный выходной, в советское время, не предоставлялся в другие дни. И не только мне. Про этот выходной день, проведенный в наряде, никто и не заикался.
В сентябре 1978 года на 3-м курсе с курсантами каждой учебной группы, по расписанию, проводились 3-х дневные методические занятия в полевом учебном центре.  Преподаватели готовили курсантов 3-го курса проводить практические занятия с курсантами 1-го курса. Была тогда такая практика – курсанты 3-го курса обучали курсантов 1-го курса основам общевойсковой тактики и, тем самым, получали методические навыки в обучении подчиненных. Накануне, преподаватели, первые три дня, показывали курсантам 3-го курса методику отработки предстоящих занятий в форме инструкторско-методических занятий, а затем, после проведенных расчетов, курсанты 3-го курса, в течение следующих трех дней, сами отрабатывали эти вопросы, но уже на курсантах 1-го курса, выступая руководителями занятий.
Я хорошо ознакомился с курсантами своих учебных групп; через месяц я по фамильно знал всех своих курсантов. Знал сильные и слабые стороны каждого из них. Были сильные, толковые курсанты, но были и слабоватые, которые усваивали программу обучения на «удовлетворительно», но таких было от трех до пяти человек в учебной группе.
В Алма-атинском Высшем пограничном командном училище начинающими преподавателями считались те, которые не прокрутили с курсантами полный курс программы обучения по предмету. Это значит – четыре года.
Кафедра работала с учетом быстрейшего становления начинающих преподавателей. По плану кафедры предусматривались посещения начинающими преподавателями занятий, которые проводили опытные методисты кафедры. В конце каждого месяца проводились заседания кафедры. Заседания, как правило, начинались с 15.00 (после обеда). Основными вопросами, обговариваемых на заседании кафедры были: итоги учебы и дисциплины курсантов за семестр; обсуждение разработанных методических документов; методика отработки наиболее сложных тем; обсуждение открытых занятий; итоги контроля занятий на кафедре и т.д. В конце каждого заседания один из преподавателей, по указанию начальника кафедры, готовился и выступал с обзором военно-периодической печати, таких журналов как: «Советская педагогика», «Военный вестник», «Зарубежное военное обозрение», «Военно-исторический журнал», «Советское военное обозрение» и других. Наиболее важные статьи журналов, касающиеся методики преподавания, внедрялись в учебный процесс нашей дисциплины. В конце 70-х годов на кафедре широко распространялся опыт проблемного обучения курсантов. Новатором проблемного обучения являлся советский педагог Шаталов. Много статей этого педагога печаталось в журнале «Советская педагогика». Я часто, в то время, слушал его выступления по телевидению. Запоминал, какие он применял приемы и способы при проблемном обучении слушателей.
В своей практической работе по обучению курсантов я вспоминал методику проведения занятий преподавателями военной академии, которую они применяли на занятиях со слушателями, старался ее использовать. В течение первых четырех лет я только впитывал методику, имевшуюся на кафедре, и только после этого, уже сам начинал что-то изобретать новое, свое, совершенствовать имеющуюся методику.
Время шло, появлялись новые технические средства обучения, и, в связи с этим, надо было внедрять новую методику их применения на занятиях с курсантами. Но это все будет впереди. А пока, в конце 70-х и начале 80-х готов, надо было осваивать весь арсенал методики, накопленный кафедрой. Первые годы работы на кафедре – этим занимались все начинающие преподаватели.
Прошли в сентябре 1978 года методические занятия с курсантами 3-го курса, после которых они проводили практические занятия с курсантами 1-го курса. Для обеспечения этих занятий привлекались преподаватели тактики 1-го и 3-го курсов. Мой однокурсник по Военной академии им. М.В. Фрунзе – капитан Громадский Анатолий – был назначен преподавателем на 1-й курс. Обучаясь на 3-м курсе в военной академии, у него после сильного нервного стресса приключился сахарный диабет самой высокой степени. Он начал с собой носить заправленный шприц с лекарством и, при ухудшении самочувствия, сам делал себе уколы. Так вот, на полевых занятиях в сентябре 1978 года, при сильной жаре, ему стало в поле плохо. Он весь был красный, голова кружилась. Поэтому, увидев его состояние, начальник кафедры, полковник Полютов Ю.В., сказал: «Товарищ капитан, преподавателем тактики работать очень тяжело, вам надо в кадрах попроситься на более легкую работу, я этому буду ходатайствовать». Анатолий Громадский вскорости был переведен на должность старшего офицера по мобилизационной работе. Работа у него стала кабинетная, спокойная, не требующая больших физических и моральных усилий. На этой должности он прослужил до самого выхода на пенсию, уволился подполковником.
В начале октября 1978 года с курсантами 3-го курса мы начали отрабатывать важную тему: «Рота в наступлении», которая отрабатывалась на нескольких занятиях. Лекцию по данной теме, на основной базе, проводил наш старший преподаватель; естественно, все преподаватели курса присутствовали на лекции. Потом начались четырех часовые семинары по данной теме – первый, показной, семинар проводил старший преподаватель, затем со своими учебными группами семинары проводили преподаватели курса. После семинарских занятий начинались практические 3-х суточные полевые занятия. Практические занятия отрабатывались в форме группового упражнения. Первое практическое занятие проводил, естественно, старший преподаватель на своей учебной группе, как показное для преподавателей. Все мы, преподаватели 3-го курса, присутствовали три дня на занятии, внимательно слушали, записывали важные методические приемы, а по окончанию практических занятий со своей группой, старший преподаватель устанавливал детальный расчет времени на отработку всех вопросов, мы его записывали и четко выдерживали при проведении занятий.
Через три дня после показного занятия приступили к отработке практических занятий со своими группами уже мы – преподаватели курса. Главным было на курсе при обучении курсантов – это единство методики обучения. И старший преподаватель за это отвечал и требовал от преподавателей.
Как же планировались и проводились занятия по общей тактике в поле в нашем полевом учебном центре (ПУЦ)?
Учебным отделом планировались с курсантами 3-х суточные и недельные полевые выходы. Накануне, старшим преподавателем разрабатывался план полевого выхода, который утверждался начальником пограничного училища. В план включались: практические занятия по времени, как днем, так и ночью, самостоятельная подготовка курсантов, показ учебного кинофильма, политико-воспитательные мероприятия, проводимые преподавателями (беседа, викторина, комсомольское или партийное собрание курсантов) и совершенствование полевой учебно-материальной базы.
Курсанты, в холодное время года, размещались в казарме, офицеры – в офицерской гостинице. Питание осуществлялось: курсантов – в курсантской столовой, офицеров – в офицерской столовой за плату. Если был недельный полевой выход на занятия, то преподаватели и курсанты выезжали в ПУЦ в понедельник на автомашинах в 07.00 утра и к 08.30 прибывали в полевой учебный центр. Там быстро размещались и в 09.00 начинались занятия. А в субботу, после занятий, в 15.00, – все возвращались на автомашинах на основную базу, в училище.
С целью выработки у курсантов высоких морально-боевых, командирских и психологических качеств, полевые выходы большей частью планировались в холодное время года.
Привожу пример одного из планов полевого выхода на 3-м курсе.
По прибытию в ПУЦ – в течение 30 минут – размещение курсантов; ровно в 09.00 – начало занятий на исходном положении, куда, по необходимости, выходила боевая техника. В течение шести часов – занятия в поле; затем, в 14.20, – обед для всех в столовой. С 15.30 – продолжение занятий в поле до наступления темноты (часа два-три); далее – самостоятельная подготовка, до ужина (до 20.00). Во время самостоятельной подготовки преподаватель работал со слабоуспевающими курсантами: консультировал их, давал пояснения, принимал от них знания статей Боевого устава Сухопутных войск. После ужина с 20.30 до 21.30 – преподаватель с курсантами проводил политико-воспитательную работу (беседу, выступал с докладом на собрании и т.д.); с 21.30 до 22.30 – преподаватель организовывал показ учебного кинофильма. Если недельный полевой выход, то, как правило, во вторник и четверг, – ночные занятия от 3-х до 4-х часов (с 22.30 до 02.30). Следующий день начинался началом занятий с 09.00.
В течение всего первого дня, при отработке темы: «Рота в наступлении», преподаватель занимался с курсантами организацией наступления роты. Это было –стояние учебной группы на месте, целый день. Если это стояние в декабре или январе, а следующая тема была в январе, то можно представить, как это стоять на холоде при 25-30-ти градусном морозе. И не только стоять, а еще надо заставить курсантов думать и заслушивать более-менее правильные ответы.
Коснемся отработки темы: «Рота в наступлении». За первый день занятий курсанты должны были организовать наступление роты. Им, накануне, выдавалось тактическое задание с исходной обстановкой, которую они должны были изучить на самостоятельной подготовке и нанести ее на рабочую карту, а на занятии, в первый день, – быть готовыми принять решение, отдать боевой приказ, организовать взаимодействие и всестороннее обеспечение роты. В первый день до обеда и после обеда курсанты осуществляли эту работу.
Преподаватель (старший начальник), объявлял оперативное время, ставил всех курсантов в должность командира роты и поочередно требовал доложить старшему начальнику тот или иной элемент организации наступления. Первое, с чего начинал преподаватель на новом учебном месте, назначив одного из курсантов командиром роты, – провести топографическое и тактическое ориентирование на местности. Затем объявлял оперативное время, назначал опять одного из курсантов командиром роты и требовал, к примеру, уяснить полученную задачу, следующего – оценить обстановку по всем элементам, четвертого и пятого курсантов – доложить решение на наступление и т.д. После окончания ответов преподаватель требовал от курсантов дать обоснования ответам. Если были другие варианты решений, то приходилось заслушивать все и слушать их обоснования. Это и была такая форма обучения, как групповое упражнение при организации наступательного боя роты.
Второй день занятий по данной теме начинался с проведения боевого расчета, в ходе которого назначались должностные лица роты, назначались командиры взводов и отделений. Один из назначенных курсантов командиром роты отдавал боевой приказ командирам взводов на наступление, другой – организовывал взаимодействие и всестороннее обеспечение, и, после этого, начиналась динамика наступательного боя роты. Заранее, перед наступлением, помощники обозначали условного «противника» мишенями, и была еще группа подыгрыша.

Новый начальник кафедры подполковник Шепель Н.И. был, можно сказать, беспринципным начальником. Он часто менял свои решения. Мог что-то пообещать офицеру, а потом забыть об этом или сослаться на какие-то причины. Собираясь в компаниях,  он не контролировал меру выпивки и часто перебирал.
Помню, как в середине июня 1979 года, майором Савенко П.Ф. проводился в поле открытый урок по военной топографии; на этом занятии присутствовали все свободные преподаватели кафедры. Открытый урок проводился в субботу и закончился в 13.30. Там же в поле, отпустив учебную группу курсантов, начальник кафедры организовал разбор открытого урока. Все присутствовавшие преподаватели в своих выступлениях дали положительные отзывы о проведенном занятии. При подполковнике Шепеле Н.И. и началась традиция закрывать открытые уроки. Это значило, что проводивший занятие преподаватель, должен был выставиться после разбора открытого урока. Майор Савенко П.Ф. не поскупился – выставил три бутылочки «Пшеничной» водочки, хорошую закуску, прихватил набор рюмочек. Ну, и начали закрывать этот урок до тех пор, пока не прикончили всю «Пшеничную». Много говорили, веселились, шутили. А там и время подошло к 14.30, а в 15.00, с ПУЦ до училища, должна трогаться общая колонна с курсантами. Нас, человек 12 офицеров кафедры, находилось далеко в поле. За нами на автомашине ГАЗ-66  возвратился майор Савенко П.Ф., отправлявший с поля учебную группу. Он возмущался, говоря: «Колона ждет вас, выехать никак не может, побыстрее садитесь в кузов автомашины и едем к строящейся колонне». Все офицеры начали быстро садиться в кузов автомашины. Начальник кафедры, хватанув лишнего, окосел и не мог самостоятельно передвигаться. Ему помогли вскарабкаться в кузов автомашины. Капитан Исмагилов Г.А. заговорил, что начальнику кафедры в таком виде показываться там нельзя – ведь на построении колонны присутствуют офицеры учебного отдела, и предложил завезти начальника кафедры в офицерскую гостиницу и он с ним там останется ночевать, а на следующий день (в воскресенье) они вместе приедут в Алма-Ату на автобусе с поселка Илийский. Так и решили поступить.
Подполковнику Шепелю Н.И., как говорили офицеры кафедры, многое сходило с рук. Другого офицера давно бы вызвали на командование или на партийную комиссию и наказали бы, а его нет. Оказывается, его жена работала в политотделе училища инструктором, заполняла все партийные документы, вела учетные карточки всех коммунистов училища. Поэтому подполковника Шепеля Н.И. и не  трогали.
Подошло время отправляться мне с курсантами на летнюю войсковую стажировку.
На войсковую стажировку с курсантами в июле 1979 года я отправлялся руководителем на два пограничных отряда Восточного пограничного округа – Панфиловский и Чунджинский. С Алма-Аты, к месту стажировки, курсанты выезжали городскими автобусами. Одну группу курсантов я отправил первой до г. Чунджа – это районный центр Уйгурского автономного района. С другой группой курсантов я сам на автобусе выехал до г. Панфилова – это тоже районный центр. В этих районных центрах дислоцировались управления пограничных отрядов. Я с курсантами до Панфилова ехал автобусом 8 часов; до Чунджи с Алма-Аты ехать всего 6 часов.
Курсанты стажировались на заставах с 1-го по 30-е июля 1979 года на должности заместителя начальника пограничной заставы.
Прибыв в Панфиловский пограничный отряд, я организовал встречу курсантов с командованием пограничного отряда, после чего курсантов распределили по заставам и организовали их отправку к местам стажировки. Я полмесяца находился в этом отряде, ездил по заставам и руководил работой курсантов, контролировал проводимые ими мероприятия, их службу, ведение дневника-стажера. В этом пограничном отряде я встретил двух своих однокурсников по училищу и академии: капитана Исаченко В.И., он был начальником боевой подготовки пограничного отряда, а капитана Гурнака А.С., он командовал пограничной комендатурой. При встрече с замполитом этой комендатуры, он мне говорил, что вся комендатура ждет и никак не может дождаться, когда же капитан Гурнак А.С. женится. Он был еще холостяком, делать было нечего, поэтому каждую ночь разъезжал и подымал заставы по различным сигналам тревог, без конца пускал «учебных нарушителей». Не давал покоя подчиненным заставам.
Через полмесяца, дав инструктаж старшему из числа курсантов, я на автобусе переехал в Чунджинский пограничный отряд. Проехал все заставы и проверил работу своих курсантов-стажеров. В июле, в самой Чундже, было очень жарко, а на заставах, дислоцируемых на высотах 2,5 тыс. метров и более – 16-18 градусов тепла, в военной рубашке мне было даже прохладно находиться на заставах.
Что я там увидел? В поселках вблизи застав простирались в основном картофельные поля. Условия для выращивания картофеля там были идеальными.
На комендатуре «Нарынкол» я встретил своего однокурсника по академии – капитана Умрилова В.М., он был комендантом пограничной комендатуры. На этой комендатуре я встретился с начальником 6-й пограничной заставы капитаном Балюком, моим однокурсником по училищу. Много мы с ним разговаривали о наших курсантских буднях, перспективах службы, о наших товарищах по училищу, разбросанных по всей государственной границе.
Подошел конец стажировки курсантов на пограничных заставах. К 10.00 30 июля 1979 года все курсанты, стажировавшиеся на заставах в Чунджинском пограничном отряде, были собраны в управление пограничного отряда, в Чундже. Итоги подводил ВРИО начальника пограничного отряда майор Лукашевич Н.Ф. Каждый курсант детально отчитался за свою работу на заставе. При подведении итогов стажировки я рекомендовал ВРИО начальника отряда выставить каждому курсанту оценку, которую он заслуживает. Мои предложения относительно оценок были учтены в приказе начальника пограничного отряда. Заслушивание курсантов настолько затянул майор Лукашевич, что мы еле успели на автобус. Оставалось 10 мин до отправки автобуса; до этого времени я раза два напоминал майору Лукашевичу, что надо заканчивать и отправлять курсантов на автобус. Когда закончилось заслушивание, курсантов быстро усадили в два УАЗика – и на автостанцию. Я ехал вместе с ними. Автобус уже готовился отправляться, так что еще бы на пару минут позже приехали, то пришлось бы догонять его. До Алма-Аты мы доехали без приключений.
В Панфиловском пограничном отряде итоги стажировки курсантов подводили без меня. Курсанты оттуда прибыли в Алма-Ату автобусом благополучно. Документы по итогам стажировки в Панфиловском пограничном отряде старший, из числа курсантов, мне предоставил в училище.
Курсанты с 1-го августа 1979 года отправлялись в отпуска и меня тоже отправили в очередной отпуск, который я проводил в Алма-Ате.
С сентября 1979 года, после отпуска, начались мои занятия с курсантами, но уже на 4-м курсе.
К нам, на 4-й курс, вместо майора Исмагилова Г.А., переведенного в Главное Управление ПВ СССР, в Москву, назначили нового офицера-преподавателя – капитана Татьянина В.Л., окончившего Военную академию им. М.В. Фрунзе в 1979 году (моего однокурсника по училищу). Девять учебных групп 2-го дивизиона, перешедшие на 4-й курс, были закреплены за преподавателями следующим образом: за старшим преподавателем – 1-я и 2-я, за мной – 3-я и 4-я, за капитаном Татьяниным В.Л. – 5-я и 6-я, за начальником кафедры подполковником Шепель Н.И. – 7-я, за майором Доценко В.Ф. – 8-я и 9-я учебные группы. Соответственно, в ПМК 4-го курса входило 6 офицеров. Шестым на ПМК был подполковник Чемезов В.М. – старший преподаватель истории военного искусства, так как предмет военная история изучался только на 4-м курсе.
Мы с капитаном Татьяниным В.Л. еще считались начинающими преподавателями. В системе училища с начинающими преподавателями проводились различные методические занятия. Заместитель начальника учебного отдела отвечал за подготовку начинающих преподавателей. На общие мероприятия собирались все начинающие преподаватели училища в одном классе. Среди начинающих преподавателей я видел и майоров, и подполковников, и даже полковников. Иногда, по ошибке, начинающих преподавателей на занятиях называли молодыми преподавателями, то подполковники и полковники обижались за такое обращение, мол: «какие мы молодые преподаватели!».
Усложнилась работа на 4-м курсе. Ведь мы приступили к отработке с курсантами тем батальонной тематики, таких как: «Батальон на марше и в походном охранении», «Батальон в наступлении», «Батальон в обороне»; а также тем пограничной тематики: «Мотоманевренная группа в обороне», «Мотоманевренная группа в наступлении», «Пограничная застава в наступлении по отражению вторгшегося противника» (с боевой стрельбой). Для начинающих преподавателей это было сложно. Поэтому учились у старших товарищей. Старший преподаватель курса майор Таратута П.В. по этим практическим темам, – перед тем как нам проводить занятия, – проводил показные занятия для всех преподавателей 4-го курса. Я присутствовал на всех этих показных занятиях, внимательно слушал, запоминал, наиболее важные методические приемы и методику отработки того или иного приема (действия) детально старался записать, а также правильный расчет времени на их отработку. Особое внимание обращал на порядок обозначения «противника», расчет имитационных средств и структуру группового упражнения, на порядок проведения разбора занятия. При проведении занятий со своими учебными группами я старался придерживаться методики проведения занятий, предложенной старшим преподавателем. В целом эти важные темы с курсантами 4-го курса всеми преподавателями курса были отработаны, курсанты твердо овладели знаниями и практическими навыками организации боя батальоном и мотоманевренной группой, научились управлять подчиненными подразделениями в различных условиях учебной «боевой обстановки».
В декабре 1979 года мы с капитаном Татьяниным В.Л., вдвоем от нашего училища, участвовали в спортивных соревнованиях, которые проводились по офицерскому многоборью среди динамовских команд на чемпионате Казахстанского республиканского совета «Динамо». Мы заняли призовые места, за что вручили нам грамоты и кубки. Я занял на этих соревнованиях первое место по стрельбе с пистолета Макарова и общее второе место.


Во время зимних каникул, в феврале 1980 года, когда курсанты отдыхали, с офицерско-преподавательским составом проводились зимние учебно-методические сборы. На них проводились различного рода методические занятия, методические семинары и методические конференции с приглашением докторов наук с различных вузов г. Алма-Аты. Кроме того, на этих сборах с офицерско-преподавательским составом подводились, в масштабе училища, итоги учебы и дисциплины курсантов за прошедший учебный семестр. На кафедрах с преподавательским составом также подводились итоги усвоения курсантами учебных дисциплин кафедр за семестр. Учебно-методические сборы зимой всегда заканчивались для офицеров-преподавателей проведением 3-х суточных командно-штабных учений (КШУ). Тематика для проведения КШУ каждый год менялась, один год –проводилось КШУ на полковую тематику, а на следующий год – на отрядную (пограничную). Чтобы задействовать всех офицеров-преподавателей на КШУ, формировалось несколько полковых или отрядных управленческих коллективов. На зимних учебно-методических сборах проводились различные зачеты с офицерами, соревнования на лыжах и т.д.
С офицерами учебных дивизионов и преподавателями, проводящими занятия на данном курсе, с участием командования училища, отдельно подводились итоги учебы и дисциплины курсантов дивизиона за учебный семестр или учебный год. Как только прибывали курсанты с каникул или отпуска, так и организовывалось подведение итогов.
После всех этих подведений итогов и проведенных КШУ с офицерами, с 15 февраля 1980 года преподаватели нашей ПМК-4 вступили в последний, 8-й, семестр обучения курсантов 4-го курса. Пришлось настойчиво работать, чтобы подвести курсантов к успешной сдаче государственного экзамена по нашей дисциплине – общая тактика.
Наступил апрель 1980 года. Предстояли опять 3-х суточные двусторонние тактические учения с курсантами 3-го и 4-го курсов.
Так как в боевых действиях в Афганистане участвовали, как войска Советской Армии, так и пограничники, – и действия в основном проходили в горной местности, – начальник училища решил учения с курсантами проводить в горной местности и с полной выкладкой. Учения планировалось провести с 18 по 20 апреля 1980 года за населенным пунктом Малыбай и проводить их в горах в районе Чунджи, за 230 км от Алма-Аты.
А за неделю до учений, всем посредникам при курсантских подразделениях надо было провести рекогносцировку местности, то есть ознакомиться с маршрутами действий поисковых групп в блокированном районе, с рубежами района прикрытия (блокирования); где должны развернуться боевые действия сторон, – посредники должны были ознакомиться с передним краем обороны, где он должен проходить; с рубежами атаки и контратаки и т. д.
Мне на учениях, на первом этапе, предстояло действовать посредником при боевом разведывательном дозоре, который выдвигался на учения впереди колонны на удалении до 10 км. Поэтому, при выезде на рекогносцировку, мне надо было хорошо запомнить маршрут, чтобы не сбиться с пути. До достижения населенного пункта Малыбай, я все время держал рабочую карту в руках и постоянно сверял маршрут, населенные пункты, делал курвиметром промеры расстояний, делал пометки на карте. За населенным пунктом Малыбай начинались горы, там и должны были проходить наши учения.
Преподавателей-посредников нашей кафедры и кафедры службы и тактики пограничных войск на рекогносцировку вывез заместитель начальника училища полковник Князев. После Малыбая рекогносцировочная группа свернула на полевую дорогу вправо, доехали мы до гор; наша машина дальше не пошла, осталась под горами. Мы все спешились и каждый посредник пошел по своему ущелью, где предполагалось двигаться нашим поисковым группам. И я пошел по ущелью своей поисковой группы, где мне показали по карте. Ведь моя миссия посредника при боевом разведдозоре заканчивалась у подножья гор, за Малыбаем, заканчивалась.
При проведении рекогносцировки пришлось долго идти по ущелью, а там оно сузилось так, что идти дальше было невозможно, и вылезти наверх тоже было невозможно, – ведь впереди оказалась стена, а справа и слева крутые склоны под 80 градусов. Пришлось возвратиться мне немного назад, до подъемных склонов, вылезать наверх с этого ущелья и продолжать двигаться дальше поверху, вдоль этого ущелья, до конечной точки рубежа поиска. За часов 5-6 все посредники достигли конечного рубежа. Я подсчитал: в итоге пришлось пройти в горах 23 км – вот таков в диаметре был район поиска.
Поперек гор ходить нельзя – ведь если идти так, то приходилось бы подыматься вверх на метров 500, а затем опускаться столько же вниз, и дальше шли такие же подъемы и спуски. Поэтому наилучшая экономия сил – идти по ущелью или поверху вдоль ущелья. Во время рекогносцировки нас застал в горах ливень. Плохо было тем товарищам, которые оставили в машине свои накидки. А ведь в первой половине апреля очень холодные дожди идут в горах!

И вот начались наши учения 18 апреля 1980 года с подъема по тревоге в 05.00. Все собрались в установленное время, командиры поставили задачи своим подразделениям и боевому разведдозору – я посредником при нем. В 07.00 тронулась колонна БТР, БМП и автомашин, соблюдая маршевую скорость. БРД впереди, я при нем, слежу по карте за маршрутом и действиями командира БРД. БРД мимо Малыбая не проехал, своевременно повернули на полевую дорогу вправо за этим населенным пунктом и доехали до подножья гор, о чем я доложил старшему посреднику по учениям. Личный состав БРД спешился, занял выгодные позиции, замаскировался и обеспечил беспрепятственное развертывание группы поиска; личный состав поисковых групп занял исходное положения и, после постановки им задач старшими, по единому сигналу начали поиск «диверсионной группы» в горах. Поисковые группы к вечеру вышли на рубежи прикрытия блокированного района и остановились на этих рубежах до утра, а ночью поиск велся усиленной поисковой группой по отдельному вероятному направлению. Ночью личный состав заслонов продолжал нести боевую службу на рубежах с использованием сигнализационных приборов. На следующий день, к 10.00, «диверсионная группа» была «уничтожена».
Обед, ужин и завтрак личного состава осуществлялся за счет сухого пайка.
Второй день, и половину третьего дня, личный состав дивизионов занимался двусторонними «боевыми действиями». Дивизионы на учениях были преобразованы в батальоны. 3-й курс (1-й батальон) занимался обороной указанного района, а 4-й курс (2-й батальон) организовывал и осуществлял наступление на обороняющийся батальон «противника». Я был посредником при командире 3-й роты 2-го батальона (4-й курс). Действия батальонов, и в обороне и в наступлении, проходили в соответствии с планом учений. Воевали как днем, так и ночью. За эти учения в горах все вымотались – как курсанты, так и командиры, и посредники тоже. В горах, в апреле, было холодно, в окопе – не уснуть. На последних двух этапах учения, будучи посредником при 3-й роте 2-го батальона, под вечер, я вызвал к себе курсанта и поставил ему задачу: «Товарищ курсант, вот здесь, – ройте окоп для стрельбы с колена!». Когда был готов окоп, я курсанта отпустил; на дно этого окопа я собирал сухую траву. Ночью ложился отдыхать в этом окопе. Уснуть не удавалось: было слишком холодно, но зато ноги отдыхали. Так отдыхали и остальные посредники при подразделениях. Кроме всего, периодически ночью, посредникам надо было контролировать обучающихся командиров подразделений и курсантов. В последние два дня учений питание осуществлялось в развернутых палатках с полевых кухонь.

Конечно же, на недельном полевом выходе преподаватели организовывали и проводили самостоятельную подготовку курсантов, участвовали в проведении политико-воспитательных мероприятий, организовывали показ учебных кинофильмов.
Каждый понедельник, на полевые занятия, колонна машин с пограничного училища начинала движение в 07.00. Я жил от училища далеко. Поэтому мне приходилось выдвигаться на кольцевую дорогу и там ожидать и подсаживаться на училищный автобус. Колонна машин, к моему месту ожидания, подходила через 30 мин, то есть в 07.30. Но я должен к месту посадки выходить с запасом времени. Поэтому я подымался в 05.30, за 30 мин. собирался и к 06.00 выходил на проспект Абая, на остановку автобуса или троллейбуса. К 07.00 я добирался на кольцевую дорогу, по которой следовала колонна машин с курсантами и я там подсаживался на автомашину или на автобус. Проходила неделя занятий в ПУЦ и я в субботу, к 16.30, возвращался домой. Наступал очередной понедельник декабря и я снова уезжал в ПУЦ на полевые занятия на целую неделю. И так весь декабрь 1981 года все преподаватели курса проводили занятия в поле, в ПУЦ. Хотя за мной было закреплено две учебные группы, но занятия приходилось почти всегда проводить с тремя группами. Зимой кто-то из преподавателей болел или был в отпуске, командировке, тогда приходилось, по указанию старшего преподавателя, их подменять.
Хотя целый месяц (в декабре) предстояли занятия в поле, а один раз в месяц преподаватель должен был сходить в суточный наряд по училищу – дежурным или помощником дежурного по училищу, или дежурным по учебному корпусу. А так как будние дни были заняты занятиями, то в наряд назначали с субботы на воскресенье. Бывало, приезжал домой с ПУЦ в 16.30, тут же умывался, обедал, переодевался и к 17.50 ехал в училище заступать в суточный наряд. В воскресенье, в 19.00, освобождался с наряда, ехал домой, ночь отдыхал, а в понедельник, рано утром, опять в ПУЦ на полевые занятия, на всю неделю.
Физическая нагрузка на преподавателя тактики на полевых занятиях была приличная. Например, в декабре 1981 года, в первый день занятий, хотя и стояние на месте, но до самого места начала занятий надо было идти 2 км. Весь день стояли, занимались организацией боя, обед доставлялся в поле, ели уже остывшую пищу, ели на морозе, а с наступлением темноты – возвращение в лагерь пешком, опять шагали 2 км.
На второй день полевого выхода, выдвижение к месту занятий на тактическое поле, – опять 2 км пешком, и целый день динамика наступательного боя – километров 15-20 набегали. Таким же образом третий, четвертый, пятый и шестой дни недели. Все в движении, все на ногах.
26 декабря 1981 года нашему ВПКУ – юбилей – отмечали 50-ти летите со дня его образования. Это событие персонал училища отмечал в оперном театре им. Абая. Было торжественное собрание, а затем большой концерт. Были награждения. Мне в честь этой годовщины вручили денежную премию и грамоту.

Наступил январь 1982 года. В то время с курсантами каждой учебной группы 2-го курса отрабатывалась в течение 3-х дней практическая тема в ПУЦ: «Взвод в походном охранении». Морозы в январе под Алма-Атой были очень сильные. Занятия с курсантами отрабатывалась на БТР в движении. Место преподавателя на этом занятии – наверху БТР, в люке над водителем. Приходилось сидеть на холодной броне, а при движении БТР – обдуваться холодным, морозным ветром. Курсанты размещались внутри БТР. Преподавателю приходилось вызывать курсантов по одному в командирский люк и обучать в индивидуальном порядке.
Отрабатывались с курсантами отдельные темы и занятия в классах на основной базе училища, такие как: семинарские занятия по основополагающим темам боевых действий.
Помню, как, однажды, я проводил 4-х часовой семинар не со своей, а с 5-й учебной группой подполковника Доценко В.Ф. по теме: «Рота в обороне». Занятие я проводил интенсивно, не давая курсантам мысленно расслабиться. Рассматривая вопросы касающиеся обороны мотострелковой роты, я заставил курсантов вспомнить, для сравнения, наступление мотопехотной роты армии США. Тогда я беглым опросом начал уточнять: на каком же фронте наступает мотопехотная рота? а – мотопехотный взвод? а какие промежутки в наступлении между взводами? а сколько БТР М-113 в мотопехотной роте? какое вооружение этих БТР? сколько пулеметов М-60 в роте и сколько винтовок М-16? какая боевая скорострельность у винтовок и пулеметов?
Одному курсанту (Петухову) поставил задачу, чтобы он подсчитал и доложил всем – сколько пуль в минуту на один погонный метр в наступлении может создавать мотопехотная рота армии США? После всех заслушиваний на семинаре начали подсчитывать: сколько же пуль на один погонный метр в минуту может создавать наша мотострелковая рота в обороне? и что необходимо, чтобы превзойти противника? Последовательно я опрашивал всех курсантов, некоторых по нескольку раз. Несколько раз опрашивал курсанта Коробку (он был родом с Украины, с какого-то села и учился в основном на тройки), он отвечал, искажая некоторые ударения русских слов, с него начали смеяться, он покраснел и весь замкнулся – стал молчать. Я сильно на него не наседал, относился с пониманием, двойку, рубя, не ставил, давал возможность, при рассмотрении следующих вопросов, чтобы он смог улучшить свой конечный результат.
После первой пары семинара вышли все на перерыв. Ко мне подошел этот курсант, Коробка Анатолий Николаевич, и обратился: «Товарищ майор, вы скажите, – а разве возможно все это запомнить, ведь мы изучаем больше 50-ти дисциплин?» Я ему ответил, чтобы он не отчаивался и популярно объяснил, что при систематическом изучении и повторении учебного материала, все постепенно отложится в голове и он твердо усвоит за четыре года весь материал учебной программы.
В 1995 году я возил с Академии Пограничных войск Украины курсантов на стажировку на ОКПП «Мостиска» и там встретил своего бывшего курсанта по Алма-атинскому училищу, но уже майора Коробку А.Н. Он там, на ОКПП, занимал должность заместителя начальника штаба ОКПП. К тому времени, закончив Военную академию им. М.В. Фрунзе. В 2005 году он приезжал в Академию ПВ Украины, был полковником, занимал должность заместителя начальника штаба пограничных войск Западного направления. Я ему напомнил нашу беседу, когда он обучался на 2-м курсе. Он тоже это вспомнил. Тогда при проведении вечеринки на кафедре тактики пограничной службы в Академии ПВ Украины, он взял слово и поблагодарил меня за те знания, которые я передавал и сказал обо мне, что я не только «Заслуженный учитель Украины», но и всего СНГ, так как мои выпускники, которых я обучал, служили везде на границах своих вновь образованных государств.
А самые интересные занятия с курсантами 2-го курса Алма-атинского ВПКУ бывали в апреле 1981 года, когда с ними отрабатывалась недельная тема: «Взвод в обороне». Занятия начинались в поле с 1-го апреля. Занятия были интересны тем, что всю неделю отрабатывались в опорном пункте взвода, в поле с ночевками.
Тактическое поле для проведения занятий по нашей дисциплине находилось в 2-х км от казарм полевого учебного центра. Там были оборудованы три взводных опорных пункта с блиндажами. Местность там песчаная, поэтому окопы и ходы сообщения были укреплены бетонными плитами. Курсанты эти недельные занятия на втором курсе называли «выживанием». Смотря для кого было это «выживание». Курсанты находились в окопах только одну неделю, а преподаватели «выживали» там целый месяц, проводя занятия со своими учебными группами.
Ясно, что с 1-го апреля 1982 года первым начинал занятия старший преподаватель курса и проводил эти занятия всю неделю, как показные, для всех своих преподавателей. Выдвижение в полевой учебный центр начиналось в понедельник на автомашинах рано утром. С собой брали солдата-повара, походную полевую кухню, дрова, продукты для приготовления пищи. По прибытию в ПУЦ, мы выдвигались прямо в опорный пункт на тактическом поле; там курсанты размещались во взводном блиндаже, оборудованном деревянными нарами; в указанном месте разворачивали палатку для пункта хозяйственного довольствия. Курсовой офицер размещался в блиндаже с курсантами, преподаватели – занимали, в 200 м в тылу, отдельный блиндаж, в котором стояли солдатские койки.
Начинался апрель, а в отдельных траншеях и ходах сообщения опорных пунктов еще лежал нерастаявший снег, и по ночам было еще холодно. В блиндажах стояли железные печки, которые с разрешения старшего преподавателя могли протапливаться дровами. Но в трубу тепло выветривалось очень быстро. По мерам безопасности, мы, преподаватели, разрешали протопить печку только перед началом отдыха личного состава.
После размещения курсантов, ровно в 09.00, в понедельник, старшим преподавателем начинались показные занятия. Мы, преподаватели, строились на левом фланге учебной группы и наблюдали за проведением занятия старшим, важные методические приемы фиксировали в своих блокнотах.
В первый день занятий – отрабатывалась организация заблаговременной обороны мотострелкового взвода. Старшим преподавателем с голоса доводилась тактическая обстановка, курсанты слушали и каждый наносил ее на рабочую карту; далее старший преподаватель предоставлял курсантам 30 мин. времени на подготовку вопросов организации обороны и ставил задачу быть в готовности в должности командира взвода, доложить: уяснение задачи, отдать предварительные распоряжения подчиненным сержантам, оценить обстановку по элементам (противник, свои силы и средства, своих соседей, местность, время года и состояние погоды), решение, отдать боевой приказ на оборону, организовать взаимодействие, всестороннее обеспечение взвода и организовать управление в обороне. По истечению выделенного времени, старший преподаватель приступал к заслушиванию курсантов. После каждого заслушивания делал разбор, активно привлекая к этой работе остальных курсантов группы.
Подходило время обеда на полевом выходе; старший преподаватель назначал раздатчиков пищи – по одному курсанту с каждого отделения, которые выдвигались с термосами к пункту хозяйственного довольствия по ходам сообщения и получали пищу на свои отделения. Раздатчики пищи, получив пищу, по команде старшего преподавателя, выдавали ее на позициях отделений личному составу в котелки, чай или компот наливали в крышки котелков. Вот так курсанты в полевых условиях принимали пищу. После обеда, через 30 минут, занятия продолжались еще пару часов. Затем ужин, прием пищи осуществлялся, как и в обед. Преподаватели, естественно, питались не с котелков, но с полевой кухни, используя имеющиеся у повара тарелки.
После ужина – партийно-политическая работа, которую осуществляли в полевых условиях преподаватели.
Перед наступлением темноты, старший преподаватель назначал состав дежурных огневых средств, которые немедленно занимали свои огневые позиции и доводил порядок действий взвода при нападении противника ночью. Порядок действий взвода в обороне ночью, по расчету, был таков: 1/3 личного состава – отдыхала в блиндаже, а 2/3 – находились на позициях отделений. Через каждые 2 часа происходила смена. Контроль за боевым дежурством личного состава в ночных условиях осуществляли курсовой офицер и преподаватели. Мы ложились на отдых ночью в своем блиндаже. Под одним одеялом было холодно, поэтому накидывали на себя и шинели, но все равно замерзали. Без рюмки 40-ка градусной согреться было трудно. В ночных условиях, с помощниками, преподаватели организовывали вооруженное нападение на обороняющийся взвод. Так что в обороне ночью спокойно не было.
Во второй день занятий – отрабатывалась динамика оборонительного боя методом группового упражнения.
На третий день занятий – организация обороны в непосредственным соприкосновении с противником.
На четвертый день – отрабатывалась динамика оборонительного боя методом группового упражнения.
На пятый день – подготовка к боевым стрельбам взвода в обороне: организация обороны, занятия по мерам безопасности и прием зачетов, занятия по управлению огнем и подразделениями в обороне, подготовка оружия к боевым стрельбам.
На шестой день (суббота) – боевая стрельба взвода в обороне. И в 15.00 – возвращение в училище на основную базу. А в следующий понедельник преподаватели начинали недельные полевые выходы со своими учебными группами: с одной группой, затем со второй, а если закреплено три группы, то и с третьей. Таким образом, весь апрель месяц проводили занятия с курсантами в поле.
В мае 1982 года, после лекций и семинаров, на 2-м курсе проводились с каждой учебной группой 3-х дневные полевые выходы для отработки практических занятий по теме: «Взвод в сторожевом охранении».
В июне – отрабатывались в полевых условиях практические занятия по теме: «Взвод в разведке», такие как: «Взвод в поиске», «Взвод в засаде», «Взвод в налете». На каждое занятие выделялось по 6/4 часа. Это значит 6 часов днем и 4 часа ночью.
В июле 1982 года проводился курсовой экзамен по дисциплине общая тактика. Теоретическая часть экзамена осуществлялась в первый день экзамена в течение 6 часов в классе ПУЦ по билетам; практическая часть – проводилась на тактическом поле. В практическую часть включались все виды боевых действий мотострелкового взвода и обеспечение боевых действий.
Когда не было выездов на занятия в ПУЦ, я частенько, с 06.00 утра, с 4-х литровым бидончиком бегал к бочке за молоком. К 07.00 я успевал справиться с этой задачей для семьи, затем успевал собраться и ехать в училище к 08.30.
В нашем подъезде проживало много молодых семей, со многими мы познакомились, часто собирались вместе на важные мероприятия. На данное время (после развала СССР) кто только и где не живет? Но связь поддерживаем.
Весной 1982 года, был случай, о котором рассказывала мне жена. Я в тот день был в училище, старшая дочь Лена была в школе. Моя жена с маленькой 3-х летней Анжеликой была дома одна. В часов 10-11 дня услышала звонок в квартиру. На вопрос: «Кто там?» – ответил мужчина. Представился, что он из райисполкома и показал какие-то корочки документа. Жена открыла двери, впустила его в квартиру. Он присел на стул, задавал вопросы о возникающих проблемах, еще о чем-то говорил, расспрашивал о соседях. Потом распрощался и ушел. Мне вечером жена об этом рассказала и я ее немного покорил об этом, о ее беспечности: «Зачем она пустила в квартиру неизвестного мужчину? Надо было спросить его фамилию и номер телефона в райисполкоме – позвонить и выяснить, а затем только пускать». Я ей сказал: «Ты, Люба, была недалеко от веревочной удавки». В то время люди рассказывали, что были такие случаи, когда ходили по квартирам жулики под видом работников то райисполкома, то горисполкома, все выведывали, а потом грабили.
С 1-го августа 1982 года меня отправили в очередной отпуск. Вот и решили мы втроем, без маленькой Анжелики, поехать на мою малую родину, на Днепропетровщину. Решили ехать поездом.
Трое суток мы ехали до Москвы и еще сутки – до Днепропетровска. В Лиховку, где я родился, мы больше не приезжали, так как мои родители в 1981 году переехали на постоянное место жительства в село Перемога (в 1,5 км от п.г.т. Подгороднее, под Днепропетровском). В этом селе проживала моя самая младшая сестра Валя. Мои родители там купили хату; вот к ним мы и поехали. Моей дочери Лене было тогда 8 лет и она как раз только закончила 1-й класс. С дороги мы зашли во двор к родителям, а они в то время были все в глине – как раз с одного боку мазали глиной хату. Вот такова была наша встреча с моими родителями.
Рядом с их хатой проходила асфальтная дорога Днепропетровск – Магдалиновка. Ночью было шумно – сюда-туда по дороге ездили автомобили. Там, у родителей, я познакомился с новым мужем моей старшей сестры Люды, Павлом Ивановичем, который был на 14 лет старше Люды. Вместе с ним я хорошо порыбачил в устье р. Самара. Недели три мы гостевали у моих родителей.
В Алма-Ату мы возвращались поездом. Билеты на поезд мы смогли взять только до Москвы. Приехали в Москву, разместились в гостинице «Пекин», отдохнули и решили взять билеты до Алма-Аты. В конце августа народа на Курском вокзале Москвы было очень много. Спросили билеты до Алма-Аты – мест на ближайший поезд не оказалось. Пришлось всякими правдами и неправдами приобретать билеты. Требование на билеты так у меня и осталось, пришлось приобретать билеты за наличные деньги. Таким образом, через сутки мы уехали из Москвы домой в Алма-Ату.
В первых числах сентября 1982 года я вышел на работу. Курсанты нашего дивизиона перешли на 3-й курс. На 3-м курсе мне было работать совсем легко, так как я знал и программу, и методику проведения занятий на 3-м курсе. Ведь я начинал свою педагогическую деятельность в училище с 3-го курса. К тому времени (к сентябрю 1982 года) я приобрел 4-х летний педагогический стаж, прокрутил полностью за четыре года всю программу обучения по дисциплине общая тактика.
Состав преподавателей ПМК на 3-м курсе не претерпел изменений. Курсанты 3-го курса, по учебному плану, готовились с 10 ноября на войсковую стажировку, которую предстояло проводить на учебных пунктах пограничных отрядов. Поэтому перед выездом на стажировку по всем военным дисциплинам отрабатывались методические темы с целью подготовки курсантов в методическом отношении. Поэтому весь сентябрь 1982 года, по нашей дисциплине, шла отработка методических тем.
Наступил октябрь 1982 года. Числа 15 октября 1982 года меня вызвал начальник кафедры подполковник Таратута П.В. и сообщил, что по плану политотдела училища, я командируюсь на 10 дней в Нарынский пограничный отряд (Киргизия) для пропаганды решений последнего Пленума ЦК КПСС на пограничных заставах. Я удивился: ведь я не политработник чтобы меня посылать для пропаганды решений Пленума ЦК КПСС. Но таково решение политотдела училища: кого-то из преподавателей боевой кафедры решили послать для пропаганды.
Получил я в отделе кадров командировочное удостоверение, в финансовом отделении – требования на самолет туда и обратно. Немедленно отправился на аэровокзал за билетом. Билет взял. Собрал необходимые материалы по Пленуму ЦК КПСС для проведения занятий на заставах, собрал себе портфель с вещами, и в указанное время прибыл в аэропорт.
С Алма-Аты до г. Фрунзе летел на АН-12; во Фрунзе пересел на самолет ЯК-40 и долетел до областного центра Нарын. По прибытию в пограничный отряд, доложил начальнику отряда и начальнику политотдела. А до застав с отряда добираться очень далеко. Ближайшая застава от отряда находилась в 100 км. Заставы там все высокогорные, поэтому никого из политработников в училище и не нашли, чтобы послать в этот отряд.
Как и с кем же мне пришлось добираться до пограничных застав?
На 4-ю пограничную заставу ехал с разведотдела отряда майор (киргиз), его фамилии уже не помню. Ехал он на УАЗ-469 и я подсел к нему. Рано утром выехали с Нарына, проехали километров пять в сторону границы, – и закончились все населенные пункты. Ехали все время под гору, дорога гравийная, местность пустынная, среднепересеченная, ни одного дерева ни справа, ни слева. Проехали километров 50, смотрим: слева в 1,5 км стоят три юрты и выпасается стадо баранов. Майор-разведчик мне сказал: «Это – последние юрты, дальше, до самой границы, не будет ни юрт, ни селений. А ехать еще до заставы не меньше 50 км», – и предложил мне заехать к юртам.
Подъехали к юртам; там чабан со всем своим семейством (киргизы) выпасают большое стадо баранов. Встретил нас хозяин радушно; зашли мы в юрту; хозяин расстелил на пол достархан и поставил полулитровую бутылочку водки, приберегаемую для важных гостей. Зашла хозяйка (его жена) поставила молча на достархан еду (лепешки, шурпу), затем принесла кипящий чайник и три пиалы. Мы долго сидели и о жизни чабанов рассуждали; хозяин все в наши пиалы водочку подливал и подливал. Затем хозяйка принесла сваренного в собственном соку 2-х месячного барашка. Ели с лепешками этого барашка – мясо просто таяло во рту. Так просидели мы, ведя разговоры, часа три. Но нам надо было ехать на ближайшую пограничную заставу. С хозяином мы распрощались, поблагодарили за гостеприимство и поехали дальше.
По прохождению многих лет, я часто вспоминал наше посещение этого чабана-киргиза и не только его, но и угощения туркменов. Живя очень далеко от населенных пунктов, он в своей юрте приберегал для важных гостей спиртное, а при их появлении, радушно их встречал и бескорыстно угощал. Мы заехали к чабану – совсем не знакомые ему люди – и встретил он нас радушно, с угощеньем.
И вспомнил я сейчас гостеприимство в Украине. Я тут часто бывал в селах, у будто бы знакомых людей. Все тут, на Украине, кичатся гостеприимством украинцев, но это не так. Тут гостеприимство с запахом корысти. Если корысти нет, то и не предложат даже чашки чая.
Мы продолжили свой путь на автомашине с майором из разведотдела. К вечеру прибыли на заставу. Застава была двухэтажная. Мы поднялись в канцелярию к начальнику на 2-й этаж, сердце колотилось и выскакивало из груди: было такое ощущение, что я как будто пробежал кросс не менее 3-х километров. Оказывается мы находились на заставе на высоте 4 тыс. 200 метров над уровнем моря. Там кислородное голодание. Вода с мясом кипят при температуре + 80 градусов. И что особенного, – чтобы сварилось, надо чтобы кипело мясо часа два-три. Физическая подготовка на высокогорье не проводилась – и при проведении инспекторских проверок застав – не принималась. Лычный состав застав потихоньку втягивался и, самое большое из физических нагрузок, – играли в волейбол.
Я чувствовал себя в высокогорных условиях, как в дурмане, голова была свинцовая, в ушах звенели колокольчики. Офицеры, прослужившие там по нескольку лет, говорили, что заезжать на высокогорье надо под градусами, – так легче переносится.
На 4-й пограничной заставе граница проходила высоко по водоразделу хребта. Местность, в районе дислокации заставы, была похожая на высокогорное плато, среднепересеченная. Водилось там много сурков и хомячков. Хомячки прорывались норами в помещения заставы.
В установленное время, в течение одного часа, я провел на этой заставе свое занятие, о чем сделал запись в журнале политико-воспитательной работы. Позвонил на соседнюю, 5-ю, заставу, и за мной начальник 5-й заставы прислал автомашину ГАЗ-66, на ней я доехал до заставы. Личный состав заставы был к этому времени собран и я провел свое запланированное мероприятие. На 5-й пограничной заставе был начальник штаба пограничного отряда, он ехал на 6-ю заставу и захватил меня с собой на своем уазике. До 6-й заставы ехали километров 16. Мы проезжали мимо большого озера размером (6 на 8) км, которое располагалось на высоте около 4 тыс. метров. Начальник штаба мне поведал, что оно мертвое – там не водилась никакая живность.
Перебираясь с заставы на заставу, я выполнял свою задачу. Питался и ночевал на заставах. Таким образом, время подходило к окончанию моей командировки. Билет на самолет, на обратный путь, я приобрел еще до выезда на заставы, на 25 октября. Поэтому я был спокоен. Проблема была с возвращением в пограничный отряд. До отряда было более 100 км, а попутного транспорта с последней заставы не было. 23 октября 1982 года утром с соседней заставы в отряд отправлялся ЗИЛ-130 с прапорщиком, поэтому меня вечером отправили на ту заставу. Рано утром я выехал с старшиной заставы на ЗИЛ-130 и за четыре часа мы с ним доехали до г. Нарын. Сам г. Нарын – областной центр Киргизии, располагался в большом ущелье. До Нарына летали с г. Фрунзе только ЯК-40, и еще ходило рейсов шесть автобусов. Офицеры говорили, что если появлялись над Нарыном облака, то случалась нелетная погода. В то время в стране был энергетический кризис, было очень тяжело с бензином. Оставался один день до моего отлета; я в отделе кадров сделал отметки в своем командировочном удостоверении. И в этот же день я встретил своего однокашника по академии – майора Александра Гурнака. Он служил в этом пограничном отряде на должности заместителя начальника штаба пограничного отряда. Встретились, поделились своими воспоминаниям о совместной учебе в академии. Он еще оставался холостяком, хотя и было ему 35 лет.
25 октября 1982 года мой рейс (ЯК-40) отправлялся по расписанию в 08.30. Утро в Нарыне в тот день выдалось пасмурное, посмотрел я на небо – было затянуто облаками. У меня в душе появилась тревога, и не зря. К 07.30 я прибыл в аэропорт, он был от отряда совсем недалеко; мне там сказали, что погода нелетная, Як-40 с Фрунзе не прилетал и в такую погоду не прилетит. Я посмотрел вверх на облака, и вокруг себя, – увидел, что падают редкие снежинки. Не теряя времени, я приехал на автостанцию, надеясь уехать до Фрунзе автобусом. Но оказалось, что из шести рейсов был только один, который уехал в 06.00 и больше ни одного не будет. Я возвратился в отряд и там узнал, что через полчаса с пограничного отряда, в г. Фрунзе, будет выезжать на УАЗ-469 начальник политотдела с офицерами на партийную конференцию, которая будет проходить в пограничном округе (в г. Алма-Ата). До Фрунзе в ОВО (оперативно-войсковой отдел) они собирались доехать своим ходом на легковом автомобиле УАЗ-469, а с Фрунзе до Алма-Аты, – городским рейсовым автобусом. Снег на улице начал усиливаться, тут о полете самолетом и речи быть не могло. Билет на самолет я и не пытался сдать – брал я его по требованию.
Попросил я начальника политотдела отряда, чтобы он и меня прихватил до г. Фрунзе. Он ответил: «Если свободное место окажется в машине, то возьмем». Нашлось место поближе к багажнику, и меня взяли.
Все мы выехали в 09.00 25 октября 1982 года. Ехали по горной дороге к г. Фрунзе (ныне Бишкек), а снег начинал идти все сильнее да сильнее. Я волновался и думал: «Хотя бы не вздумали вернуться обратно в отряд». Впереди предстояло преодолеть три горных перевала.
Ой, что было при преодолении перевалов!? При преодолении первого перевала дороги не было видно – все мы вышли из машины, дул сильный ветер со снегом, там, на дороге, лежало уже сантиметров 5 снега и это было только начало снегопада. Мы шли впереди машины, а водитель медленно за нами ехал. Так мы опускались в низину около километра, там ветер был не такой сильный и дорога была менее заснеженная. Все сели в машину и поехали дальше, скорость держали не больше 40 км/час. Через километров пять преодолевали второй перевал: сначала подымались высоко в гору, а затем спуск вниз. И опять на самой вершине перевала ничего не видно, дул сильный ветер, мел снег. Спешивались, долго шли пешком, машина двигалась за нами. Таким же образом преодолевали и третий перевал. Не соблюдая таких мер, можно было бы легко свалиться в пропасть или полететь в глубокий овраг. Вместо трех часов движения, мы затратили целых семь часов. Автомашину начальника политотдела отряда оставили в г. Фрунзе, в пограничном ОВО. Только в 17.00 мы выехали с г. Фрунзе рейсовым автобусом до г. Алма-Ата и к 21.00 приехали в столицу Казахстана.
Да, если бы я не уехал в этот день с г. Нарына, то сидеть бы мне там целый месяц. На второй день я узнал, что в Киргизии был сильный снегопад, снега намело около метра. Многие киргизские глиняные мазанки в населенных пунктах рухнули от тяжести снега. Дороги до населенных пунктов тогда неделями не могли прочистить. Вот в таких погодных условиях я возвращался со своей партийно-политической командировки.
Прибыл я с командировки и стал участником парада на 7-е ноября 1982 года. Прошли ноябрьские праздники и наш 3-й курс готовился к выезду на стажировку на учебные пункты пограничных отрядов, которые начинали свою работу с 15-16 ноября 1982 года.
Руководителем стажировки курсантов в Термезский пограничный отряд (Узбекистан) назначили меня. Часть учебных групп дивизиона, которые отправлялись на стажировку на южную границу, 14 ноября 1982 года в 13.30 (по алма-атинскому времени) выехали поездом Алма-Ата – Ташкент. До Ташкента мы ехали ровно одни сутки. Трем учебным группам, которые ехали стажироваться в Пянджский, Московский и Термезский пограничные отряды надо было ехать, к этим отрядам, одним поездом Ташкент – Душанбе. Остальным учебным группам надо было ехать на Туркменскую границу поездом Ташкент – Красноводск. Наш поезд отправлялся вечером где-то в часов 18.30. Поэтому мы сидели на вокзале и ожидали его.
Хорошо помню, как мы все сидели в зале ожидания и смотрели по телевизору похороны нашего советского генсека Л.И. Брежнева. Его хоронили 15 ноября 1982 года; смотрели, как его в 12.45 (по московскому времени) неудачно опустили в могилу. По ташкентскому времени это было, если не ошибаюсь, 16.45.
Дождавшись своего поезда мы, руководители стажировки, вместе с курсантами, в 18.30 выехали с Ташкента к месту прохождения стажировки. Я со своей учебной группой курсантов спешился в Термезе, и мы направились в пограничный отряд, который дислоцировался не далеко от вокзала.
Термез – это областной центр в Узбекистане, областной центр Сурхандарьинской области. Хлопководство – главное занятие в сельском хозяйстве области.
По прибытию в пограничный отряд, я организовал встречу с командованием пограничного отряда. На встрече до курсантов была доведена обстановка на границе с Афганистаном.
Учебный пункт пограничного отряда был развернут в учебном центре отряда при 5-й пограничной заставе; там еще располагалась отрядная школа сержантского состава. Свободно, в тыл участка, с учебного пункта выехать было невозможно. Со стороны Афганистана мы были отгорожены р. Аму-Дарья, со стороны тыла – контрольно-следовой полосой и сигнализационной системой. Государственная граница проходила по середине р. Аму-Дарья. Мотоманевренная группа пограничного отряда действовала на территории Афганистана в 50-ти км полосе вдоль границы. Проводила зачистку этой местности, дабы душманские вооруженные группы не просочились на советскую территорию.
На учебном пункте было 15 учебных застав, поэтому я привез туда 15 курсантов 3-го курса, – с учетом одного курсанта на каждую учебную заставу. К этому времени  приехали на стажировку курсанты 4-го курса Голицынского Высшего пограничного военно-политического училища (Подмосковье) для прохождения стажировки на должностях замполитов учебных застав. Руководителем стажировки от Голицынского Высшего пограничного военно-политического училища был подполковник Долгополов В.А. Я с ним там познакомился и мы расположились в одной комнате.
Молодые солдаты на учебном пункте проходили курс молодого бойца по продолжительности в течение трех месяцев. Мои курсанты стажировались полтора месяца, то есть до Нового года; нам на замену должна была прибыть с пограничного училища следующая группа курсантов 3-го курса.
Курсанты Алма-атинского Высшего пограничного командного училища были назначены на должности заместителей начальников учебных застав (в основном занимались боевой подготовкой).
Начальником учебного пункта там был начальник боевой подготовки пограничного отряда, капитан Иванов – это офицер, участвовавший в боевых действиях на территории Афганистана. Начальниками учебных застав были офицеры, многие из которых также прошли Афганистан. Я на учебном пункте встретил своего однокурсника по училищу – капитана Булгакова, он был начальником учебной заставы на учебном пункте, а основная его должность на боевой заставе – заместитель начальника пограничной заставы. Так он за 11 лет, после выпуска с училища, выше и не шагнул. Видать очень хорошо служил. Также, на учебном пункте, я встретил двух своих выпускников 1980 года – лейтенанта Березина (с 4-й учебной группы) и лейтенанта Парфенова (с 3-й учебной группы). Отзывы командования отряда о работе моих выпускников были положительные.
Заместителем начальника школы сержантского состава в отряде был мой однокурсник по училищу – майор Недай Николай. Он также, как и я, служил рядовым солдатом на заставе в Средней Азии; мы вместе были на подготовительных сборах в г. Душанбе и поступали в Алма-атинское ВПКУ. При встрече было о чем поговорить и вспомнить наши курсантские годы. Два года он был в загранкомандировке в Италии – в охране советского посольства.
Заместителем начальника Термезского пограничного отряда был майор Соколов В.В. – мой однокурсник и по училищу, и по военной академии. Мы три года учились в одной группе в академии. На военных парадах на Красной Площади ходили в одной шеренге, касаясь локтями друг друга. Это была замечательная встреча с ним в г. Термезе. И Мишу Моторного я в отряде встретил, он был майором и занимал должность заместителя начальника отряда по тылу. Мы вместе готовились к поступлению в академию на подготовительных сборах в Бахардене. Он тогда ехал поступать в академию тыла и транспорта в г. Ленинград. При встрече мы вспоминали былые времена.
Наш учебный пункт дислоцировался при 5-й пограничной заставе. Что я видел на этой заставе? Там справа и слева, на ее территории, лежали штабелями 250 и 500 кг авиационные бомбы. От казарм учебного пункта до р. Аму-Дарья было три километра. На всем этом пространстве находились учебные поля: тактическое поле, стрельбище, спортивные городки и т. д. Кроме того, недалеко от 5-й пограничной заставы, за системой, в пограничной полосе, находился мавзолей Аль-Хаким ат-Термизи – среднеазиатского просветителя ХI века. Рядом, на местности, велись раскопки с участием ученых из Москвы. На тактическом поле, при самоокапывании на занятиях, солдаты выкапывали монеты времен Александра Македонского. Поэтому ученые просили все ценные находки приносить им.
Не успели еще начаться занятия на учебном пункте, как солдат учебного пункта направили на уборку тонковолокнистого хлопка. Больше двух недель личный состав учебного пункта помогал убирать на полях хлопок. Что было нам делать с Василием Алексеевичем Долгополовым – руководителем стажировки курсантов Голицынского Высшего пограничного военно-политического училища? Мы увлеклись, во время уборки хлопка, чтением книг. В Термезе, в книжных магазинах, мы приобрели много ценных книг, касающихся классической художественной литературы. Вот и занимались чтением.
В Термезе на базаре продавались очень хорошие и дешевые гранаты (фрукты) – я две посылки отправил в Алма-Ату за время своей стажировки.
Однажды начальник учебного пункта позвал и нас, руководителей стажировки, присутствовать на уборке хлопка, чтобы нам здесь не скучно было. Съездили один раз и мы. Помню, как к 09.00 колонна с солдатами и курсантами прибыла на колхозное поле. Там нас ожидало руководство колхоза. Личный состав с сержантами и курсантами проинструктировали о порядке работ по уборке хлопка, распределили всех по полю и они приступили к работам. Начальник учебного пункта оставил всех начальников учебных застав для руководства работами. Парторг колхоза позвал к летнему стану на достархан начальника учебного пункта, заместителя начальника учебного пункта по политической части, начальника штаба учебного пункта и меня с подполковником Долгополовым В.А. Работы по уборке хлопка были в полном разгаре, и мы уселись вшестером на разосланные ковры перед достарханом. Женщины-узбечки нам молча поднесли по полной пиале сметаны, нарезанных тонкокорых лимонов с сахарком, нарезанных яблок, горячих лепешек. Водитель парторга колхоза принес пару бутылочек «Пшеничной». Наливали водочку в небольшие пиалы, произносили тосты в честь процветания колхоза и перевыполнения плана уборки, выпивали водочку, закусывали лимончиком, яблочками и сметаной с лепешкой. Не успели все это скушать, как женщины принесли нам на достархан по огромной пиале бульона с мясом. Я чувствовал, что уже наелся. А замполит учебного пункта мне на это сказал: «Это еще только затравка!». Часа два мы сидели, разговаривали и тут время к обеду подошло – опять наполнились пиалы спиртным, нам на достархан поднесли бешбармак в крупных пиалах, картошечку с мясом, плов, нарезанные дыни, арбузы и конечно чай. Обедали мы больше двух часов. Потом парторг сказал, что его племянник демобилизовался с армии, проводится «той», и пригласил всех нас к его родственникам. Поехали мы на «той», нас, как уважаемых гостей, разместили в отдельной комнате; к нам зашел в комнату виновник торжества, посидел с нами немного, поговорили с ним, затем он ушел в комнаты к другим гостям, и мы начали пировать в этой отдельной комнате. Женщины-узбечки молча подносили все новые и новые блюда.
Вот так быстро и незаметно прошел весь день, глянули на часы – уже было 17.00. Начали собираться для подведения итогов – ведь личный состав работал до 18.00. Личный состав был тоже накормлен обедом в полевых условиях, об этом позаботился колхоз – ведь помощь оказывалась бесплатно.
После работ было построение личного состава, подвели итоги; передовиков уборки хлопка награждали сувенирами. Вот так и закончился наш выезд в колхоз. Начальник учебного пункта нам поведал, что так они работают каждый день в течение всей уборки хлопка.
Только в первых числах декабря 1982 года на учебном пункте начался учебный процесс. Я контролировал занятия курсантов, подводил итоги, выставлял им в журналы стажировки оценки, проводил инструктажи по предстоящим занятиям. С офицерами и сержантами ШСС пограничного отряда я лично провел инструкторско-методическое занятие по одной из тем общей тактики. Присутствовал я и на стрельбах личного состава учебного пункта.
И что, однажды, наблюдал при проведении стрельб? Припоминаю, как во время проведения стрельб одной из учебных застав, за Аму-Дарьей, на сопредельной территории в 1,5 км от границы, был какой-то афганский кишлак. Услышав гул за рекой, я повернул голову в сторону этого кишлака и увидел два, крутящиеся над кишлаком, советские вертолеты МИ-8. Пришлось определенное время задержать на них свое внимание; и, через мгновение, начали раздаваться взрывы бомб в кишлаке. Молодые солдаты с удивлением и испугом начали смотреть туда. Руководитель стрельб им пояснил: «Не удивляйтесь, – там идет война. После окончания учебного пункта кто-то из вас тоже попадет туда». Оказывается в кишлаке была обнаружена банда душманов и наши вертолеты по ним нанесли бомбовой удар.
Однажды, мы с подполковником Долгополовым В.А. хотели порыбачить в р. Аму-Дарья, но нам не рекомендовали этого, так как из камышей с сопредельной территории имелась опасность обстрела нас душманами из «буров» (английских винтовок). Поэтому наш рыбацкий пыл быстро остыл.
Стажировка курсантов начала подходить к концу, приближался Новый, 1983, год. Мои курсанты, после стажировки, ехали прямо на каникулы. Поэтому для меня была еще одна забота – приобрести билеты на самолеты для курсантов. Этим я занимался в Термезе, заказывал билеты каждому на 30 декабря с аэропорта Термеза.
29 декабря 1982 года с Алма-атинского ВПКУ приехала в Термез на поезде смена моим курсантам. Курсанты, стажировавшиеся до приезда смены, передали свой личный состав учебных застав своим товарищам по училищу.
30 декабря 1982 года, к 10.00, курсанты были доставлены в пограничный отряд, там командование подвело итоги, которые были оформлены приказом по отряду. Выписку из приказа, с оценками курсантам, я взял с собой и начал отправлять курсантов на каникулы. После их отправки, я сам на самолете улетел в Алма-Ату: сначала прилетел до Ташкента на Ан-12, а затем на ТУ-154 – до Алма-Аты.

Начальник кафедры подполковник Таратута П.В., за месяц до начала учений, поручил мне разработать материалы этих учений. За десять дней материалы учений были готовы и их утвердил начальник пограничного училища. Исходные данные для разработки учений я получил от руководства учениями. Учения предстояло проводить в горах, опять в горах, не далеко от районного центра Чунджа. Поначалу резерв училища (3-й и 4-й курсы) должен был, совершив 200 км марш, сосредоточиться в урочище Батамайнак (в горах), а потом начать действовать. Не буду раскрывать весь замысел учений, который мною был отображен на большой топографической карте, а сразу перейду к короткому повествованию наших действий.
Учения начались 15 апреля 1983 года в 08.30 (после завтрака) с подъема по тревоге 3-го и 4-го курсов. Было построение, проверка личного состава, постановка задач на марш, посадка на автомашины (боевая техника на учения не привлекалась) и совершение 200 км марша. К 13.30 прибыли к подножию гор, дальше, до урочища Батамайнак, автомашины ехать не могли (были одни тропы), поэтому до конца учений находились у подножия гор. А до урочища Батамайнак (оно было далеко в горах) оставалось еще 20 км, которые необходимо было преодолеть в пешем порядке. Был обед в полевых условиях, после обеда небольшой 30-ти минутный отдых и, в 15.00, начался 20-ти километровый пеший переход в горах. К 19.30 личный состав подошел к этому урочищу; там тыловыми подразделениями, прибывшими на автомашинах с другой стороны обходными маршрутами, был развернут палаточный лагерь с полевыми кухнями. Начался ужин для личного состава и одновременно пошел мелкий дождь. От нашего палаточного лагеря (урочище Батамайнак) «условная государственная граница» проходила высоко в горах, у самих ледников (от лагеря до нее километров пять).
По замыслу учений резерв училища должен выдвинуться и усилить охрану «условной государственной границы», так как ожидались вооруженные провокации «противника». Я был посредником при укрупненных заслонах на «условной границе». Туда и направлялись курсанты 3-го курса (группа прикрытия «условной государственной границы»). А «вооруженных провокаторов» играли курсанты 4-го курса.
Руководитель учения, руководствуясь замыслом учений, в 21.00 выслал группу прикрытия (3-й курс) для прикрытия «условной государственной границы» на направление возможных «вооруженных провокаций». До рубежа прикрытия было километров пять и идти надо было все время вверх, почти до ледников. Пошли и мы – посредники при группе прикрытия. Шли долго; пройдя полпути, дождь перешел, в горах, в снег. Через полтора часа добрались до указанного рубежа. Командиры поставили задачи заслонам на оборону своих рубежей, и личный состав начал окапываться. Курсанты отрыли окопы по пояс, накрылись палатками от сильного горного ветра и снега, который начал валить все сильнее и сильнее; морозец начал усиливаться, а одежда и обувь у курсантов были промокшие.
До 02.00 все сидели в окопах и охраняли рубежи. В 02.00 от руководителя учений получили команду сняться с рубежей и опуститься в урочище Батамайнак для отдыха в палатках и обогрева. Все мы снялись и пошли пешком вниз в базовый лагерь. Начали опускаться к урочищу, а там не снег, а продолжал идти дождь. Разместились в больших палатках, а в них еще хуже, чем было в окопах – оказалось холоднее и было очень сыро. Уснуть было невозможно, чем только себя не накрывали – и по нескольку одеял, и даже накрывались свободными матрацами.
С утра (второй день учений) – завтрак и опять выдвижение 3-го курса (группы прикрытия) на рубеж «условной государственной границы» для ее обороны. К 09.30 группа прикрытия заняла свои рубежи и приготовилась к отражению провокаций «противника». Целых три часа отбывали атаки «противника» с разных направлений. После окончания действий мы (посредники) подвели итоги и к 13.30 выдвинулись вниз в базовый лагерь (урочище Батамайнак). В базовом лагере был горячий обед, а с 15.00 – боевые стрельбы в горах.
Преподаватели-посредники с кафедры огневой подготовки, со стрельбищной командой, – к этому времени, в полутора километрах от базового лагеря, в горах, на плато, – развернули стрельбищное оборудование и создали мишенную обстановку. К боевым стрельбам привлекались все учебные группы, как 3-го, так и 4-го курсов. На учениях с 3-го курса участвовало 10 учебных групп; боевые стрельбы отрабатывала каждая учебная группа в порядке очередности. 1-ю учебную группу повел на стрельбы старший преподаватель подполковник Андреев В.А. (он же старший посредник при 3-м курсе). Он полтора километра выдвигался с учебной группой до рубежа открытия огня; с рубежа атаки они наступали и вели огонь до рубежа прекращения огня, а это еще целый километр. Как только они заканчивали стрельбу и начинали возвращаться в базовый лагерь, я со 2-й учебной группой начинал выдвижение на рубеж открытия огня, а старший посредник при 3-м курсе, после меня, выдвигал 3-ю учебную группу, а потом я вел следующую группу. Так мы с ним вдвоем провели по пять учебных групп.
После окончания стрельб курсантских учебных групп 3-го курса, приступили к стрельбам учебные группы 4-го курса; их сопровождали другие посредники, которые были при 4-м курсе. Перед наступлением темноты закончились наши боевые стрельбы; был потом ужин, организация усиленного боевого и сторожевого охранения лагеря в ночных условиях. Свободные от службы – отдыхали. Опять же было холодно, сыро: ведь дождь то прекращался на какое-то время, то опять продолжался.
Утром, на третий день, – завтрак, сборы, сворачивание палаточного городка, проверка личного состава, оружия, снаряжения, постановка задач на совершение 20-ти километрового пешего перехода; и в 09.00 – начало пешего перехода к месту стоянки автомашин. Первыми двинулись учебные группы 3-го курса, за ними – группы 4-го курса. Все офицеры-посредники двигались в пешем порядке со своими обучаемыми подразделениями, двигались с нами и представители учебного отдела.
Вспоминаю, как преодолев половину дистанции, с одного из аулов проезжал мимо нас самосвал на базе ЗИЛ-130 и тут некоторые офицеры-посредники остановили автомашину и человек пять запрыгнули в кузов, чтобы пару километров проехать. Среди них запрыгнули два офицера и с нашей кафедры (майор Кухаренко и майор Татьянин). Все это было на глазах у представителя учебного отдела полковника Новикова. Он этих офицеров знал, поэтому пофамильно записал в свой блокнот, а после учений доложил руководителю учений. В очередном приказе начальника училища этим офицерам были объявлены строгие выговоры.
К 13.30 курсантские группы, закончив 20-ти километровый пеший переход, прибыли к месту стоянки автомашин, там ждал всех горячий обед. А после обеда, в 15.00 17 апреля 1983 года, колонна резерва училища (3-й и 4-й курсы) тронулась к месту постоянной дислокации, совершая марш на автомашинах с мерами разведки и охранения. К 19.30 вся колонна прибыла в училище.
На следующий день в училище, после занятий, подводились итоги учений с курсантами, а затем отдельно с офицерами. Да, на этом прошедшем учении была большая нагрузка на ноги. Курсанты действовали с полной выкладкой, весившей не меньше 30 кг, а офицеры тоже имели на себе – противогаз, накидку, командирскую сумку, портфель (рюкзак с провизией и теплым бельем). Так что это учение прогулкой назвать нельзя. Я с подполковником Андреевым В.А. за эти учения находились будь-будь. Пеший марш до урочища Батамайнак и обратно до подножья гор, где была стоянка автомашин – 40 км (20+20) км; Выдвижение к «условной государственной границе» и возвращение (дважды) – 20 км (5+5+5+5) км; сопровождение на стрельбы учебных групп – (1,5 км +1 км) и умножить на 5, получается 12,5 км. В итоге за все учения мы с ним находили по 72,5 км по горной местности каждый.
В мае 1983 года, проживая в 3-х комнатной квартире в микрорайоне Орбита-4 мы всей своей семьей сфотографировались на память.

После проведенных учений занятия на 3-м курсе продолжились до июля месяца.
Какие новшества, к этому времени, были введены в пограничном училище?
До 1983 года, на период работы государственной экзаменационной комиссии (июнь месяц), курсантов 1-го, 2-го и 3-го курсов на целый месяц отправляли в полевой учебный центр. Они вывозились туда на автомашинах с утра 29 мая, то есть после Дня пограничника и возвращались на основную базу после окончания работы ГЭК.
В 1983 году начальник училища принял новое решение (ему показалось месячное нахождение курсантов в ПУЦ очень коротким), – отправлять курсантов в ПУЦ еще раньше и чтобы они находились там 2,5 месяца.
В чем суть этого новшества?
Все мы отметили День Победы – 9 Мая 1983 года, а на второй день, то есть 10 мая 1983 года, после ужина, всех курсантов и офицеров училища, в том числе и преподавателей кафедр, и офицеров отделов и служб училища посадили на автомашины, вывезли за город, спешили и приказали до полевого учебного центра двигаться в пешем порядке. Все двигались до ПУЦ по полевым дорогам. До нашего ПУЦ напрямую, по полевым дорогам, было 51 километр. Вот все училище (без 4-го курса) в 21.00 10 мая 1983 года и начало пеший переход до ПУЦ – таково было решение начальника пограничного училища генерал-лейтенанта Меркулова М.К. К пешему переходу начальник училища привлек всех офицеров училища, даже с отдела кадров, офицеров тыла, шел даже начальник училищной типографии – располневший майор Монастырев.
Шли все одной колонной до первого перекрестка полевых дорог, а затем каждый дивизион пошел своей, как будто короткой, дорогой. Нас, офицеров кафедр, собралось в одну группу человек 25 и мы тоже пошли по кратчайшему маршруту.
Шли очень долго, застала ночь, было звездное небо, дорог полевых было много. Останавливались, ориентируясь по Полярной звезде, пошли напрямик, по бездорожью, прямо на север, – ведь в том направлении находился наш полевой учебный центр, – у поселка Илийский, за рекой Каскелен. Сначала мы прошли самый первый и большой поселок Бурундай, дальше прошли поселки: КазЦИК, потом Комсомол и, наконец, Чапаево. А от пос. Чапаево оставалось всего лишь 5 км.
Во время нашего движения внезапно явился ранний азиатский рассвет, взошло солнышко на горизонте. К 07.00 часам добрались мы до конечной цели – перед нами был ПУЦ. Мы пришли не последними, хоть и привалы часты у нас были. Некоторые пришли после нас – они блудили ночью. Так, 2-й курс, со своим командиром дивизиона, слишком взял влево по маршруту и дошел до населенного пункта Каскелен, тем самым накинув лишние 20 км.
Курсантские группы выдвигались прямо на войсковое стрельбище нашего ПУЦ, там их встречали преподаватели огневой подготовки, выдавались боеприпасы и они с огневых рубежей поражали цели. Только после выполнения огневых упражнений, курсанты выдвигались в свои полевые казармы, сдавали дежурной службе свое оружие и экипировку; завтрак был по распорядку для всех, но по очередности.
После завтрака поступила команда: всех офицеров училища на 10.00 собрать в летнем клубе полевого учебного центра. Все офицеры в указанное время собрались в клубе и ожидали встречи с начальником училища. Прибыл начальник училища генерал-лейтенант Меркулов М.К. и начал с офицерами подводить итоги пешего перехода училища. Все его слушали, некоторым офицерам было невмоготу – выглядели сильно уставшими, некоторые сидя засыпали. Я обратил внимание на нашего боевого генерала – какой он был доволен, видя уставших и засыпающих офицеров. Он всех учил и показывал, как надо на привалах отдыхать и как затекшие ноги расслаблять. Целый час проводилась беседа с офицерами.
После подведения итогов пешего перехода офицеры служб и отделов училища отправлялись автобусом в Алма-Ату, на основную базу; офицеры-преподаватели кафедр гуманитарных дисциплин, не задействованные на занятиях, тоже уезжали. Офицеры боевых кафедр, в том числе и нашей, оставались до конца недели в ПУЦ для проведения занятий.
Преподаватели ПМК 3-го курса нашей кафедры (куда я относился) до середины июня отрабатывали последнюю тему и приступили к приему зачета по нашей дисциплине. Мои учебные группы (1-я и 2-я) очень хорошо сдали зачет по общей тактике – ведь я прилагал много усилий, чтобы закрепленные за мной учебные группы, сдали зачеты не хуже других. После курсового зачета шла подготовка курсантов 3-го курса к войсковой стажировке на пограничных заставах в должностях заместителей начальников застав. Курсантам предстояло стажироваться на заставах один месяц – июль 1983 года. Все преподаватели тактики нашей предметно-методической комиссии готовили курсантов к войсковой стажировке: проводили с ними инструкторско-методические занятия по темам боевой подготовки, которые отрабатывались с солдатами во время войсковой стажировки.
По плану учебного отдела я тоже ехал с курсантами на стажировку руководителем. Опять в Среднюю Азию, в Тахтабазарский пограничный отряд, на участке которого знаменитая Кушка, – самая южная точка бывшего Советского Союза.
Все курсанты 3-го курса и руководители стажировки, выезжающие для стажировки в Среднеазиатский пограничный округ, выехали поездом с Алма-Аты 30 июня 1983 года и целые сутки ехали до Ташкента все вместе. А в Ташкенте пересели на поезда по своим направлениям: кто на душанбинское направление, а кто на ашхабадское. Я со своей группой курсантов сел на поезд: Ташкент – Красноводск и доехал за сутки до Ашхабада. В Ашхабаде мы пересели на поезд Ашхабад – Кушка и доехал до п.г.т. Тахта-Базар. Только 3-го июля 1983 года я с курсантами прибыл в Тахтабазарский пограничный отряд. Было очень жарко, целыми днями солнце было в зените, на дорогах плавился асфальт, тело обливалось потом, мучила жажда от жары. Казалось, попали в самое пекло.
Была встреча курсантов с командованием пограничного отряда; до них была доведена обстановка на государственной границе, дана характеристика каждой пограничной заставы, на которых должны были стажироваться курсанты. На границе было неспокойно, ведь в Афганистане шла война. Душманы переходили границу на участках пограничных застав и устраивали засады на наши пограничные наряды, были обстрелы нарядов на постах наблюдения, получали ранения и даже гибли пограничники в результате этих обстрелов. Душманы устанавливали мины на нашей территории. За несколько месяцев до нашего приезда подорвался на мине, едучи на автомашине по дороге вдоль КСП, начальник штаба пограничного отряда. В результате взрыва ему оторвало правую ногу. Мина была заложена на пограничной дороге на участке одной из застав. Вот в такой обстановке предстояло стажироваться курсантам училища. В то время начальник пограничного отряда был в отпуске, его обязанности исполнял начальник штаба, майор (фамилии его уже не помню). Мы вместе определили на какие заставы отправить курсантов, – я просил направить курсантов к опытным начальникам застав, чтобы было чему поучиться. В тот же день всех курсантов отправили к месту проведения стажировки. Я несколько дней оставался в отряде, а потом разъезжал по заставам, где были курсанты, контролировал их работу, ведение дневника-стажера, подводил итоги, ставил все новые и новые им задачи и выполнял свое индивидуальное задание по сбору отзывов о работе выпускников училища за последние три года. Курсанты со стажировки ехали в отпуск, поэтому моя задача была еще и такая, как оказание помощи в приобретении билетов на самолеты на разные направления. Я этим смог заниматься в самом Тахта-Базаре.
В Тахтабазарском пограничном отряде я встретил своего однокурсника по училищу – майора Виктора Шейкина; он командовал мотоманевренной группой пограничного отряда, участвовал в рейдах по борьбе с бандами душманов на приграничной территории Афганистана, он имел правительственные награды. Вспомнили мы свои курсантские годы, он поделился опытом боевых действий с душманами, посоветовал чему необходимо учить курсантов в боевом отношении.
Будучи на этой летней стажировке, я побывал на многих заставах Тахтабазарского пограничного отряда, ознакомился с особенностями охраны границы каждой заставы.
Когда я приезжал на 8-ю пограничную заставу, что меня больше всего поразило? Недалеко от заставы, на ее участке, находился целый сборный пункт нашей подбитой боевой техники – искореженные БТР, БМП. Там их было сосредоточенно десятка три-четыре. Подбитые из гранатометов, подорванные на минах во время операций мотоманевренных групп пограничного отряда на данном направлении – все были стянуты на участок этой заставы.
Посещая 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю пограничные заставы Кушкинской пограничной комендатуры, я заходил в комендатуру, поднимался на гору, где установлен царский крест с надписями (о годе установки). Населенный пункт Кушка, – самая южная точка территории бывшего СССР, но, как все считают, и самая жаркая. Но это совсем не так. Будучи в июле месяце на 2-й и 3-й пограничных заставах Тахтабазарского пограничного отряда, я убедился и в другом: солдаты, заступавшие на службу в ночные наряды, просили разрешения у начальников застав одеть теплые бушлаты, которые носятся обычно зимой. Потому что на участках застав, в ночное время, температура опускалась до 7-10 градусов тепла, – и им было холодно. На тех участках пересекало границу широкое ущелье, по которому со снежных гор Афганистана опускалась прохлада. Я сам прочувствовал это, ночуя на этих заставах, – приходилось просить одеяло. А днем была жара, но совсем не такая, как в Кушке или в Тахта-Базаре.
После окончания стажировки и подведения ее итогов, я с курсантами, 30 июля 1983 года, выехал поездом до г. Ашхабада, затем в аэропорт, и оттуда на самолетах все улетели в отпуск. Я полетел в Алма-Ату, в пограничном училище отчитался за стажировку и проделанную мной работу. Во время стажировки никто из курсантов не допустил нарушений воинской дисциплины, оценки за войсковую стажировку получили «хорошо» и «отлично».
Пока я был на стажировке с курсантами, на нашей кафедре – кафедре ОВД – сложилась неприятная обстановка.
У нас на кафедре работал майор Косюков В.А. Он занимал должность преподавателя по дисциплине ЗОМП (Защита от оружия массового поражения и защита от него). Прибыл он на кафедру в августе 1979 года после окончания Военной академии химической защиты.

К 1983 году у него обострились семейные отношения – он разводился с женой и к лету развелся. В июле месяце он проживал у своего друга. В то время в Алма-Ате была сильная жара, доходившая до 38 градусов тепла. В одно из воскресений июля, он со своими друзьями, в городе, выпивал. Был в военной форме. После выпивки, чтобы добраться к своему другу, у которого он проживал, он вызвал такси и поехал в наш военный городок. Коль была сильная жара, так пока майор Косюков В.А. ехал в такси, его сильно развезло. Привез его таксист в военный городок, а дальше куда, к какому дому? – Косюков В.А. ничего не мог сказать. Таксист возил, возил его, и что дальше делать? Решил его привезти на центральное КПП училища и сказал: «Забирайте, – это ваш офицер!». Дежурным по училищу был как раз его старший преподаватель подполковник Костюк В.С. Он дал команду двум солдатам на КПП, чтобы помогли майору Косюкову В.А. зайти на КПП и потом провести в учебный корпус, в свой кабинет. Через несколько часов майор Косюков В.А. пришел в себя и пошел потом к другу.
Подполковник Костюк В.С., будучи дежурным по училищу, обо всем этом доложил начальнику пограничного училища. На следующий день на кафедре все об этом узнали и пошла молва по всему училищу. Со стороны командования училища пошли разбирательства. Для командования кафедры майор Косюков В.А. стал неугодным офицером и стоял у них вопрос: как от него избавиться? Ухватились за то, что нужно провести партийное собрание коммунистов кафедры и вынести вопрос об его исключении из рядов КПСС. Начальник кафедры с секретарем первичной партийной организации кафедры провели с доверенными коммунистами работу о необходимости исключения из партии коммуниста Косюкова В.А. Я об этих подводных рифах осведомлен не был.
Как преподавателю и как специалисту к майору Косюкову В.А. претензий со стороны командования кафедры не было. Занятия он проводил методически правильно, работу преподавателя он любил.

По мере подрастания моих дочерей, я им покупал, по размеру ног, новые лыжные ботинки и побольше лыжи, а в 1990 году у всех были лыжи и ботинки для взрослых. До самого отъезда на Украину (1993 год) мы по выходным выходили на лыжах и катались по садам. Я контейнером привез в г. Хмельницкий все четыре пары лыж с ботинками. Так вот, они до сих пор (уже 24 года) стоят в моем гараже, а ботинки лежат в ящике, так ни разу не использованные. Ведь тут, в Хмельницком, снег мелкий, толщиной от 5 до 10 см и долго не лежит. Только выпадет, тут же начинает таять, частые оттепели. На Новый год часто идут дожди. Поэтому мы их здесь ни разу не одевали на ноги и не съезжали с горок.
Начиная с весны 1984 года, начальник учебного отдела подполковник Таратута П.В., при встречах со мной, часто предлагал мне ехать в Москву и поступать в адъюнктуру, чтобы учиться и защитить  кандидатскую диссертацию. Поступивши на учебу в адъюнктуре, надо было сдать свою квартиру в КЭС пограничного училища. Надо было грузить в контейнер домашние вещи и отправлять их в Москву. А проучившись в адъюнктуре три года и не зацепившись там, опять возвращаться в Алма-Ату, в училище, опять становиться на очередь для получения квартиры, долго ее ожидать. Поэтому я все время отказывался, еще будучи майором.
В то время многие офицеры и не понимали, что дает адъюнктура с получением ученной степени кандидата наук. Позже, работая в Академии Пограничных войск Украины, я все хорошо понял, что дает эта ученная степень кандидата наук. А дает многое: прибавку 15% к должностному окладу и столько же к пенсии. Если офицер-преподаватель – кандидат наук, то через определенное время имеется возможность получить ученное звание доцента, а это еще прибавка на 25% и в итоге это дало бы целых 40% прибавки к зарплате или к пенсии. Поэтому сейчас приходится жалеть, что я отказался тогда от адъюнктуры.
А теперь об учебе и работе в пограничном училище.
Программа обучения курсантов по нашей дисциплине на 4-м курсе была без изменений, поэтому я ее прокручивал уже второй раз. Мне было легче преподавать, я быстро готовился к занятиям, начал изобретать что-то свое, новое, в методике преподавания.
При работе в тот период на кафедре я вспоминаю, как старшему преподавателю тактики, члену нашей ПМК-4, подполковнику Василькову А.А. через полгода выходил срок на получение воинского звания полковник. Так вот, в феврале 1984 года у него случилась неприятность, повязанная с семейными отношениями. Он долгое время, до учебы в академии, работал курсовым офицером в пограничном училище. Женился капитаном в 30 лет. Женился на девушке с Алма-Аты. Его теща была очень удивлена, узнав, что у Анатолия Антоновича, при женитьбе, не оказалось запаса денег. По словам Антоновича, теща удивленно говорила: «Как это так, куда ты девал деньги, ведь ты дослужился до капитана, а у тебя ничего нету?» Частенько у него бывали скандалы с женой при участи тещи. Обстановка в семье с годами накалялась, приближался развод. У них было двое детей. И в феврале 1984 – взрыв. Что случилось?
Теща с женой пришли к начальнику училища, генерал-лейтенанту Меркулову М.К., с жалобой на Анатолия Антоновича и вручили ему письмо на восьми листах. Оказывается, его жена вела целый дневник записей продолжительностью в 10 лет. В письме было написано: где и когда Васильков собирался с офицерами кафедры в кафе «Апорт», как там отмечали дни рождения с выпивкой и обмывали присвоение воинских званий. Описаны все скандалы и высказывания Антоновича, где он грозился теще, что, если бы был у него в руках пистолет, то он бы ее – «пух-пух» из пистолета. И самое, что задело генерала в тексте письма, – одно из высказываний Антоновича: «Если я получу воинское звание полковник, то тогда буду задом открывать двери….». Генерал, прочитав это выражение в письме, немедленно вызвал к себе начальника отдела кадров и спросил: «Сколько подполковнику Василькову лет?». Тот ответил, что 46 лет. «Немедленно отправить подполковника Василькова в госпиталь на увольнение!» – сказал генерал. И отправили. Через пару месяцев он был уволен; с женой развелся.
Пришла весна 1984 года; учеба курсантов (набора 1980 года) на 4-м курсе, где я работал, приближалась к их выпуску с училища. Но наступил апрель месяц, и все (курсанты 3-го и 4-го курсов, преподаватели тактики и преподаватели службы и тактики пограничных войск) начали готовиться к 3-х суточным двусторонним тактическим учениям в горах. Ведь каждый год в пограничном училище проводились такие учения с курсантами 3-го и 4-го курсов.
Учения начались 18 апреля 1984 года рано с утра (с 05.00), с подъема по тревоге. На учения выдвигалась и боевая техника (БТР и БМП) и автомобили. Опять выезжали за 200 км, но учения разворачивались в другом районе, чем были прежде, год назад, в урочище Батамайнак.
В первый день учений – после обеда и всю ночь – занимались поиском и ликвидацией ДРГ, последующие полтора суток воевали: 3-й курс (1-й батальон) оборонялся, а наш, 4-й курс (2-й батальон), все время наступал в светлое время. По ночам обе стороны переходили к обороне. Я выступал посредником при 5-й роте 2-го батальона. Две ночи на учениях пришлось нам коротать в горах. Первую ночь никто не смыкал глаз; вторую ночь пришлось дремать в сыром окопе, периодически согреваясь хождением к своему подконтрольному подразделению. Учения прошли успешно, цели были достигнуты.
В мае месяце мы, преподаватели 4-го курса, занимались с курсантами отработкой тем повторительной (взводной) тематики – натаскивали курсантов к курсовому и государственному экзаменам по общей тактике. Мои учебные группы (1-я и 2-я) успешно сдали курсовой и государственный экзамены, особенно сильна была 2-я учебная группа.
Очередной выпуск курсантов с училища, набора 1980 года, был проведен 28 июня 1984 года. Это был второй мой выпуск. При первом моем выпуске курсантов (в 1980 году), в их обучении я участвовал всего два года, а выпускников 1984 года я обучал с первого до последнего дня, то есть все четыре года.
В июне 1984 года меня направили доучивать курсантов 1-го курса, таким образом, – перевели на 1-й курс, но не рядовым преподавателем, а назначили старшим преподавателем курса. Шесть лет я шел к этой должности и, наконец, своего достиг. Но было много конкурентов на эту должность на нашей кафедре, которые хотели занять полковничью должность.
Назначение, как известно, проходило не спонтанно. Начальник кафедры ОВД полковник Сажнев Ю.П. собирал на совещание всех старших преподавателей, своего заместителя и обсуждали кандидатуры на эту должность. Были на кафедре несколько преподавателей-подполковников, претендовавших на эту должность, а я только был майором, звание подполковника мне выходило в августе месяце. Были со стороны некоторых старших преподавателей, и заместителя начальника кафедры майора Татьянина В.Л., противники моего назначения на эту должность. Но последнее слово было за начальником кафедры. И мою фамилию подали в приказ начальника училища. Итак, я был назначен старшим преподавателем курса и возглавил предметно-методическую комиссию (ПМК-1).
В состав ПМК-1 входили: я (майор Штаченко Н.Н. – председатель), подполковник Аношкин В.П., майор Малиновский А.М., майор Логинов Л.Н., майор Погодин А.А. Все эти преподаватели имели высшее военное образование, закончили в разное время Военную академию им. М.В. Фрунзе.
Когда курсанты перешли на 2-й курс, наша ПМК-1 стала ПМК-2 и в ней прошли кадровые изменения: майора Логинова Л.Н. перевели на должность командира 1-го учебного батальона, а на его место, на 2-й курс, прибыл преподавателем – майор Науменко В.А. (кандидат военных наук).
Курсантов на 1-й курс, в июле 1984 года, набирал командир 4-го учебного батальона. Старшим преподавателем тактики на этот курс был назначен подполковник Кравцов Е.Л. Он же руководил ПМК 1-го курса. Сам по себе подполковник Кравцов Е.Л. считался правдоискателем и борцом за справедливость, за что ему и доставалось от начальника кафедры. Не нравился он почему-то начальнику кафедры, склонялся в негативную сторону Евгений Леонидович на всех совещаниях кафедры. Взъелся на него начальник кафедры не на шутку, – стал относиться к нему предвзято. Когда на 1-м курсе, весной 1985 года, начались 3-х суточные полевые выходы в ПУЦ, и на каждый выход выезжало по три учебных взвода, то начальник кафедры требовал, чтобы каждую ночь учебные группы ночевали в поле, в окопах, и подполковник Кравцов Е.Л. находился там с ними. За месяц нахождения в полевых условиях подполковник Кравцов Е.Л. выбился из сил так, что у него приключился гипертонический криз и его положили в госпиталь.
К этому времени на нашей кафедре служили еще три полковника, имеющих солидный возраст: полковник Калинин М.Д. с 1927 года рождения, полковник Екименков Г.И. и полковник Бекаревич В.Д. Полковнику Калинину М.Д. было 55 лет, – давно пора увольняться, а он и не собирался; полковнику Екименкову Г.И. только стукнуло 50 лет, а полковнику Бекаревичу В.Д., когда-то курсовому офицеру, когда я учился, будучи курсантом, – исполнилось только 47 лет. Я помню, как пресмыкался перед старшими начальниками полковник Калинин М.Д., что, видя это, самому становилось не по себе.
В конце 1983 года, как только назначили подполковника Таратуту П.В. начальником учебного отдела, и буквально через три дня, после этого назначения, полковник Калинин М.Д. был дежурным по училищу. Рано утром открылись центральные ворота, и на «Волге» въехал новоиспеченный начальник учебного отдела, так полковник Калинин М.Д. бежал его встречать с дежурной комнате так, что на своем пути опрокидывал стулья, чуть не сбил на пути двух офицеров, – так бегом бежал на улицу докладывать подполковнику Таратуте П.В. Я, и другие офицеры, это видели, нас брал комический смех. Было большое удивление, – «чего он так рьяно выслуживается, неужели он хочет служить до 60-ти лет? Ведь дети у него давно взрослые, живет всего лишь вдвоем с женой, чего он так старается?»
В откровенных разговорах с офицерами-преподавателями кафедры, полковник Калинин М.Д. говорил, что благодаря офицерскому ремню, только и живет, он его поддерживает. И действительно, полковник Калинин М.Д. работал на кафедре еще долго, уволился в 60 лет. Увольнялся даже со злым недовольством. После увольнения он даже ни разу не появился на кафедре, хотя проживал недалеко от пограничного училища.
Полковники Екименков Г.И. и Бекаревич В.Д. – это были принципиальные и непокорные полковники. Когда был назначен начальником кафедры ОВД молодой подполковник Сажнев Ю.П. (1944 года рождения), он сразу принялся за утверждение своей власти на кафедре. Противниками этого утверждения были два полковника. Поэтому Юрию Петровичу Сажневу пришлось с ними бороться, нагибать, подчинять их своей воле. Вскорости полковник Екименков Г.И. уволился в запас, полковника Бекаревича В.Д. перевели служить в учебный центр «Покровка» под г. Фрунзе.
Когда курсанты нашего батальона набирались на 1-й курс, в сентябре 1983 года была произведена реорганизация учебных подразделений. Так, дивизионы реорганизовали в учебные батальоны. На первом курсе, где я начал преподавать в должности старшего преподавателя, был образован 2-й учебный батальон. В этот учебный батальон входило три учебные роты (4-я, 5-я и 6-я). Учебные группы стали называться учебными взводами. Были назначены командиры учебных рот и учебных взводов. У нас во 2-м батальоне обучалось 12 учебных взводов.
Командиром 2-го учебного батальона был назначен майор Алименко А.Е., заместителем командира по политической части – капитан Павлов В.В.
Пока я работал на 1-м курсе, за мной были закреплены все первые учебные взвода. В каждой роте счет взводов начинался с 1-го. Поэтому я преподавал во всех первых взводах (в 1-м учебном взводе 4-й роты, в 1-м взводе 5-й роты и в 1-м взводе 6-й роты). На втором курсе за мной было закреплено только два учебных взвода – 1/4 роты и 1/6 роты, так как по программе, на 2-м курсе, было в два раза больше часов, чем на 1-м курсе.
Я, как старший преподаватель курса и председатель ПМК, руководил методической работой преподавателей и военно-научной работой курсантов. Начав работать на 2-м курсе старшим преподавателем, мне пришлось разрабатывать, ведущуюся на ПМК, служебную документацию. Впервые пришлось разработать годовой план работы предметно-методической комиссии и заседаний ВНО (военно-научного общества) курсантов 2-го курса. Кроме того, исходя из годового плана работы, разрабатывал и представлял на утверждение начальнику кафедры месячные планы работы ПМК. В план работы ПМК на месяц включал, в первую очередь, методические мероприятия, такие как: показные и инструкторско-методические занятия (которые организовывал и проводил для преподавателей лично сам, как в классе, так и в полевых условиях), открытые занятия преподавателей курса (с приглашением преподавателей из других курсов), пробные занятия (для начинающих преподавателей ПМК и тех, которые проводили занятие впервые по данной теме); обсуждение методических документов (лекций, методических разработок для проведения семинаров, групповых и практических занятий), разработанных преподавателями ПМК. Далее, в месячных планах указывал дату проведения заседаний ПМК и их повестку; в месячный план вносил и заседания кружков ВНО, их мероприятия, кто из преподавателей руководит заседанием кружка. В план также вносил: какие методические документы к концу месяца необходимо разработать (переработать) и кто исполнитель. И последнее, – контроль занятий: кого из преподавателей, по какой теме и когда необходимо проконтролировать. Каждое открытое, пробное и, подвергнутое контролю, занятия подлежали обсуждению на заседаниях ПМК с оформлением протоколов. Протокол оформлял, назначенный из преподавателей, секретарь ПМК. Протоколы оформлялись в тетради протоколов заседаний ПМК.
На заседания нашей предметно-методической комиссии неоднократно приходил начальник кафедры ОВД подполковник Сажнев Ю.П. Он был доволен моим руководством ПМК и говорил, что он не ошибся в своем выборе, назначив меня старшим преподавателем курса.
С первых чисел сентября 1984 года на 2-м курсе и на ПМК закипела учебная и методическая работа. Я постоянно вел учет успеваемости всех учебных взводов учебного батальона, отдельно вел учет отличников и неуспевающих курсантов.
В начале сентября 1984 года на совещании офицерско-преподавательского состава мне и некоторым другим офицерам был объявлен приказ Председателя КГБ СССР о присвоении очередных воинских званий. Мне было присвоено воинское звание подполковник.

Воинское звание подполковник было мне присвоено без всяких задержек, и это присвоение воинского звания надо было отметить. Приходилось это мероприятие отмечать в кафе «Апорт» – это значит на природе, в яблоневом саду, который был совсем не далеко от пограничного училища. Я пригласил всех офицеров кафедры, в том числе, и начальника кафедры. Уточнил, кто будет на мероприятии, а кто будет отсутствовать и, в соответствии с этим, были заготовки спиртного и еды. Разостлали достархан под яблоней и отмечали. Поздравления шли по старшинству, сначала офицеры-ветераны, а затем, остальные, все поочередно. Первым поздравлял меня начальник кафедры. Я должен был первым выпить свою рюмку, оставив на дне четыре большие звездочки, что я и сделал, а затем принялись все присутствующие. Вот такова была традиция обмывания воинских званий на нашей кафедре.

Отредактировано nikolay (2018-04-09 18:54:53)

Кроме советских офицеров на курсах обучались офицеры соцстран, с Афганистана, стран Африки и других стран.

На фотографии наша неполная учебная группа. Таких учебных групп на нашем профиле было десять. В нашей группе были офицеры-преподаватели из различных военных училищ и военных кафедр институтов.
Всех офицеров-преподавателей разместили на территории курсов в отдельном 4-х этажном общежитии. Каждый номер был рассчитан на двух человек. Меня поселили в номер на 4-м этаже с одним подполковником из училища МВД. Каждый номер был автономен. В номере была комнатка для умывания с душем, отдельно размещался туалет. Все слушатели питались в столовой, которая размещалась на территории курсов. Кроме того в нашем общежитии, на первом этаже, по вечерам работал буфет. Я по вечерам часто покупал и пил фруктовый кефир, раньше я такого кефира никогда не пробовал.
К территории наших курсов примыкал один из берегов оз. Сенеж. Озеро Сенеж – очень глубокое и большое: по ширине до двух километров, по длине километров пять. На берегу озера (в расположении курсов) была лодочная станция, где по выходным можно было взять лодочку и с часик на ней погрести веслами. Для отдыха и плавания были оборудованы плавательные купальни с деревянным настилом. В расположении курсов было очень красиво: много росло деревьев, везде росла зеленая травка, все дороги и аллеи были заасфальтированы; там был и спортзал, на улице – две открытые волейбольные площадки.
Высшими офицерскими курсами «Выстрел» в то время командовал генерал-полковник Драгунский, командовавший, в годы ВОВ, танковой бригадой.
Учеба на курсах, прибывшего набора, началась с 1-го июня 1985 года. С нами проводили лекции, семинары, практические занятия и групповые упражнения в поле, проводились и методические занятия. Много занятий проводилось по общей тактике. Уровень содержания этих занятий: начинались с мотострелкового батальона и закончили обучаться по полковой тематике. В период обучения на курсах нам показали батальонные тактические учения с форсированием водной преграды; танки преодолевали водную преграду под водой.
На курсах нам часто читал лекции по общей тактике полковник Зубанов. Читая лекцию, он в нужных местах демонстрировал небольшие фрагменты из учебного кинофильма. На трибуне у лектора находился телефон, по которому он давал команду прапорщику-киномеханику, находившемуся в студии вне лекционного зала, на показ нужного фрагмента подавал команду: «Вася, – давай!». И на экране показывался эпизод действий. Потом через определенное время киномеханик опять получал команду от лектора и снова мы смотрели фрагмент действий с учебного кинофильма. А на одной из лекций, когда прошло месяца два обучения, которую проводил полковник Зубанов, он давал по телефону команды киномеханику на показ фрагментов; и тогда, во время перерыва, все вышли с аудитории, вышел и лектор. Один из слушателей, подошел к трибуне, взял трубку телефона и скомандовал: «Вася, – давай!». Через несколько секунд на экране начал показываться продолжительный фрагмент из учебного кинофильма. Все зашли после перерыва в аудиторию, а показ продолжался; зашел полковник Зубанов, увидев это, он вызвал к себе прапорщика и начал его отчитывать. Прапорщик ему ответил: «Товарищ полковник, так вы же по телефону дали мне команду: «Вася, – давай!», вот я и начал показывать». Все слушатели так и взорвались от смеха.
Вспоминаю, как в День Нептуна, преподаватели цикла физической подготовки организовали заплыв слушателей курсов с одной купальни до второй (там расстояние метров 200 было между ними). Погода была пасмурная, над озером – туман, еще было на улице прохладно и вода была холодная. Организаторы заплыва слушателям курсов сказали, что температура воды плюс 18 градусов, вода, значит, нормальная. Наша группа выстроилась в одних плавках на деревянной площадке купальни, готовая пригнуть в воду и начать заплыв. Сзади за пловцами была готова следовать лодка с двумя спасателями с цикловой комиссии по физической подготовке.
И вот последовал сигнал свистка на начало заплыва, – все мы пригнули в воду и начали плыть. Вода, – какой там плюс 18 градусов, – была очень холодная, руки и ноги сразу сковало. Туман такой, что в 3-х метрах соседей по заплыву не было видать. Проплыли метров 50, и тут я, и другие пловцы, услышали сзади голос – «Тону! Спасайте!». Это был крик майора-летчика с нашей группы. Заплыв был в воскресенье с утра, а он вечерком, в субботу, в городе Солнечногорске, с кем-то из офицеров хорошо поддал. Поэтому его в холодной воде сильно сковало и он подал сигнал «SOS». Оказывается, нас преподаватели-физкультурники обманули: температура воды ведь была только плюс 13 градусов. Все мы, за исключением летчика, доплыли до второй купальни благополучно.
Дисциплина среди слушателей на курсах командованием поддерживалась на должном уровне, как будто мы все вновь попали на учебу в училище курсантами. Утром в 07.00 подъем, и, не позднее как через 10 минут, построение на улице по группам, проверка начальником курса, затем физзарядка 30 минут: вольные упражнения, а потом бег по территории. Я обычно, после построения и вольных упражнений, с одним подполковником Николаем Ивановичем (фамилии уже не помню) убегали на берег озера Сенеж и занимались плаванием. Тем самым, мы ежедневно бегали купаться в озере и купались до 10 сентября, когда вода совсем уж стала холодной. В летнее время, по воскресеньям, я купался в озере и загорал. В городе делать было нечего.
После месяца учебы в классах, нас начали вывозить в поле на занятия, которые проводились нашим преподавателем. Занятия в поле он проводил методом группового упражнения. Каждый слушатель накануне занятий, по указанию преподавателя, в секретной библиотеке получал топографические карты, их склеивал и оформлял как рабочую карту командира. Топографические карты представляли местность близ лежащих деревень. В поле, к какой-то деревне, нас вывозил преподаватель автобусом, там имитационная команда создавала тактическую обстановку. По прибытию к месту занятий в поле, мы спешивались с автобуса, выстраивались и, по указанию преподавателя, вели наблюдение за местностью; всю наблюдаемую тактическую обстановку наносили на рабочие карты. Затем оценивали обстановку, принимали и докладывали свои решения преподавателю; далее разыгрывались действия «противника» имитационной командой, кто-то из слушателей, по указанию преподавателя, отдавал команды и распоряжения по радиостанции. Преподаватель, меняя слушателей, поочередно всех тренировал. Вот таким образом проводились с нами занятия в поле. При необходимости, преподаватель выводил группу слушателей к новому месту занятий, там же в поле.
Город Солнечногорск находился в каких-то ста километрах от самой Москвы. Выезжая на занятия близ деревень, я видел какие там в 80-х годах были отдельные убогие избы. И это в ста километрах от Москвы! Мы все в то время удивлялись, глядя на это.
В какое-то из воскресений июня 1985 года я наблюдал в Солнечногорске такую аномальную картину в резком изменении погоды. День с утра был ясный, светило солнце. Многие слушатели ушли купаться на озеро. С обратной стороны озера Сенеж местные жители тоже отдыхали. Там много было лодочных станций. Люди, оставляя взамен паспорта, взяли лодки на лодочных станциях, заплыли на них с детьми на середину озера. Дело приближалось к обеду. Я сидел в своем номере с подполковником из МВД. Вдруг на улице начало как-то сереть, погнало темные тучи. Я смотрел в окно и видел, как резко усиливался ветер; буквально через несколько минут он так усилился, что, как дождь, с деревьев начали срываться и лететь листья. Летели так густо с ветром листья, что потемнело на улице от них. И все это произошло буквально за какие-то 15 минут. Начался дождь с сильным ураганным ветром, стало на улице совсем темно. Мы смотрели в окно и видели, как вырывало с корнями некоторые большие деревья; от ураганного ветра, казалось, наше здание вот-вот опрокинется. Через час начало стихать и потом все затихло. После мы узнали, что те люди, которые заплыли на лодках на средину озера, не успели и не смогли возвратиться к берегу – внезапно поднялись такие сильные штормовые волны, что лодки с людьми переворачивало и люди потонули, свидетельством чему, – остались на лодочных станциях невостребованные паспорта. Вот такой промчался тогда смерч по Подмосковью.
На полевые занятия мы продолжали выезжать то к одной деревне, то к другой и так вокруг всего Солнечногорска объехали.

Летом, во время моей учебы на курсах, ко мне заезжала вся моя семья. Приезжали моя жена с обеими моими дочерями и ее мама. Они делали большое путешествие. Я заранее им заказал билеты на поезд Москва – Днепропетровск; они приезжали в Москву, в гостинице «Пекин» мы все на сутки поселились; потом я их посадил на поезд и они уехали на Днепропетровщину. Гостили у моих родителей, были и в Пятихатках, и в Вольногорске. Затем с Днепропетровска на автобусе уехали в г. Харьков; там их встретил брат моей тещи, и они все уехали к нему в гости, в одно из сел под Харьковом. Им там очень понравилось. С месяц они колесили по родне. Я им заранее приобрел билеты на поезд на обратный путь до г. Алма-Ата. Когда возвращались с Украины, они с неделю погостили у меня в г. Солнечногорске. Я им там снимал квартиру. Их пропускали на территорию курсов «Выстрел», обедали мы все в столовой военторга. В воскресенье у озера Сенеж мы загорали, на лодочной станции я брал лодку с веслами, плавали по озеру, дочерям моим очень нравилось в Солнечногорске.

Отредактировано nikolay (2018-04-09 19:01:22)

В марте 1986 года все преподаватели и курсанты 3-го курса занялись подготовкой к проведению занятий по начальной военной подготовке со школьниками 10-х классов и учащимися ПТУ. Курсантам я читал лекции по формам и методам обучения школьников начальной военной подготовке.
За пограничным училищем были закреплены определенные школы, с учениками которых курсанты должны были проводить занятия по начальной военной подготовке. Мне и моим преподавателям пришлось встретиться с директорами этих школ и ПТУ и согласовать время и место проведения 3-х дневных учебных сборов учеников.
В школах эти сборы планировалось проводить в апреле месяце. Мы согласовали с военруками школ количество классов и учеников, место и время начала этих сборов, согласовали темы занятий по начальной военной подготовке.
В училище, на своей кафедре, мы распределили среди курсантов: кто из них, и с учениками каких школ, будут проводить занятия; дали темы занятий, и курсанты приступили к подготовке к занятиям со школьниками. Наши курсанты готовили материальную базу для проведения занятий. Написанные курсантами конспекты поверяли и утверждали преподаватели предметно-методической комиссии 3-го курса.
В апреле 1986 года курсанты в течение трех дней проводили занятия со школьниками по темам начальной военной подготовки. В целях эффективности обучения школьников и приобретения курсантами методических навыков, мы распределяли учебный класс школьников на 5-6 небольших групп, назначая в каждую по одному курсанту. Работу курсантов во время занятий оценивали преподаватели нашего курса и школьные военруки. На 3-й день сборов школьников автобусами вывозили на наше стрельбище полевого учебного центра и они там стреляли из автоматов Калашникова. Давали им по три боевых патрона и они одиночными выстрелами вели огонь по мишеням с кругами. Для многих школьников это была первая стрельба из боевого оружия.
А с 14 апреля 1986 года начались 3-х суточные двусторонние тактические учения с курсантами 3-го и 4-го курсов. Так как мы работали с курсантами 3-го курса, то на учения привлекались преподаватели ПМК 3-го курса нашей кафедры ОВД, преподаватели кафедры службы и тактики пограничных войск и все курсанты нашего курса, а также курсанты 4-го курса и, соответственно, их преподаватели.
Учения проводились в горах на удалении 200 км от Алма-Аты. На учения курсанты выдвигались на автомобилях, на БТР и БМП. Погода в горах была в тот период ясная, солнечная, но ночью были заморозки. В первый день учений курсанты 4-го курса блокировали район поиска, а курсанты 3-го (нашего) курса проводили поиск и ликвидацию ДРГ (диверсионно-разведывательная группа). Поиск ДРГ проводился оперативно-боевыми группами (ОБГ) численностью по 15-20 чел. каждая. Отдельные ОБГ действовали на БТР и БМП. Я являлся посредником при начальнике группы поиска.
Помню, как я с группой управления двигался в 500-600 м за группой поиска и наблюдал за ее действиями. И что мы увидели? Одна из ОБГ, старшим которой был курсант Таратута (сын начальника учебного отдела), обнаружив в горах ДРГ, стали на двух БМП гоняться за ней по сопкам сверху вниз, нарушая всякие меры безопасности. У меня и командира батальона похолодело все в груди. В один голос мы заговорили: «Что они делают?» Ведь курсанты сидели десантом на БМП, а движение по склонам сопок было довольно крутым, что в любой момент боевые машины могли перевернуться и покалечить курсантов. Я начал связываться со старшим ОБГ по радио, но никакого результата. Тогда появился начальник учебного отдела полковник Таратута П.В. и спросил нас: «Что это там творится? Кто там старший ОБГ?» Командир батальона ответил, что старший – курсант Таратута. Начальник учебного отдела моментально туда выдвинулся на УАЗике и остановил такие действия.
Ночевали на учениях в первую ночь в новом районе – на оборонительном рубеже – в окопах, которые успели отрыть. Ночью был заморозок в горах, все суставы позастывали от холода. Целый день наш батальон воевал в обороне, отбивал атаки «противника». А «противником» выступал 4-й курс. Настала вторая ночь в горах; ночью велись боевые действия с использованием осветительных средств. В перерывах между боями личный состав отдыхал, но основная часть несла боевое дежурство на боевых позициях. Отдых был в окопах, если это назвать отдых – ведь было ночью очень холодно в горах.
Рано утром я наблюдал такую картину. На сухой траве кругом белел иней от заморозка. Курсанты начали потихоньку шевелиться в окопах. И вдруг все курсанты повернули головы в одну сторону и начали бросать реплики и ежиться от холода. Я тоже туда устремил свой взор. И что я увидел? В 50 м от позиций стоял курсант с голым торсом и умывался холодной водой. Я подошел поближе, чтобы узнать, кто этот курсант. Оказалось, что это был курсант Король с 3-го взвода 5-й роты. Я его похвалил за этот пример стойкости и закалки – хороший пример для остальных курсантов.
По истечении времени, выделенного на двусторонние «боевые действия» батальонов на учениях, был дан сигнал сбора. Командиры осуществили проверку личного состава, оружия, экипировки и вооружения о чем доложили руководителю учений. Дальше была сделана посадка на автомашины и боевую технику – и следование колонны к месту постоянной дислокации. Разбор действий на учениях проводился в училище.
После учений курсанты отдельных учебных взводов 3-го курса, в соответствии с расписанием занятий, продолжали отрабатывать темы начальной военной подготовки со школьниками.
В середине мая 1986 года меня отправили в очередной отпуск на 35 суток. Отпуск я проводил в Алма-Ате, никуда не ездил.
С отпуска я вышел в середине июня. И с преподавателями своей ПМК приступили к подготовке курсантов 3-го курса к войсковой стажировке, которую предстояло проводить с 1-го июля 1986 года. Курсантов мы готовили стажироваться на пограничных заставах на должностях заместителей начальников застав. Пришлось проводить с курсантами инструкторско-методические занятия по темам, которые отрабатывались по боевой подготовке с солдатами пограничных застав в июле месяце. С курсантами всего дивизиона я провел занятия по правильному ведению журнала курсанта-стажера и по правилам поведения во время следования к месту стажировки и во время стажировки. И в этот раз мне опять пришлось на целый месяц ехать руководителем стажировки курсантов. Меня определили руководителем стажировки курсантов 2-го взвода 4-й роты, которых направляли в Маканчинский пограничный отряд Восточного пограничного округа.
30 июня 1986 года мы выехали к месту стажировки поездом Алма-Ата – Семипалатинск. Поездом ехали около суток и вышли на железнодорожной станции г. Урджар. С Урджара до Маканчей надо было ехать 180 км автобусом. На автостанции взяли билеты на ближайший рейс и через час выехали. Примерно за часов пять мы доехали до Маканчей.
Припоминаю эту поездку с курсантами на автобусе. Было очень жарко в автобусе, ведь тогда температура доходила до 35 градусов тепла. Проехали на автобусе около сотни километров, остановились возле какого-то населенного пункта на автостанции на небольшой отдых. Я с курсантами вышел с автобуса, справа от маршрута начинались небольшие высоты. В одном месте из-под камней пробивалась родниковая холодная вода; этот родничок был специально оборудован: место возле него было заасфальтировано, вода лилась с установленной трубы; подошли к роднику и напились холодной водички. Автобус еще стоял в ожидании пассажиров. Я начал осматривать местность слева от дороги. И где-то в двухстах метрах я увидел открытый карьер размером километр на километр. Подошли с курсантами вплотную к карьеру и посмотрели. Там было снято метр-полтора грунта и под ним уголь-антрацит. Скреперы открытым способом черпали антрацит и грузили на автомобили-самосвалы. На всей площади грунт был снят и все поле чернело от угля.
По прибытию в п.г.т. Маканчи, мы пешком отправились в пограничный отряд. В пограничном отряде была встреча курсантов с командованием пограничного отряда, на которой курсанты были ознакомлены с обстановкой на государственной границе с Китаем. Было осуществлено распределение курсантов по пограничным заставам, а затем их отправили к местам проведения стажировки.
Что знаменательного я увидел на участке этого пограничного отряда?
Посещая курсантов на пограничных заставах, я проезжал мимо оз. Жаланашколь, где когда-то в августе 1969 года проходили боевые действия пограничных застав по отражению вооруженной провокации китайцев. На участке этого отряда находятся, так называемые, Джунгарские ворота – это широкая долина (шириной километров десять), идущая между горами с Китая. Рядом с Маканчами находилось большое оз. Алаколь; за время стажировки я несколько раз купался в этом озере.
Побывал я на всех заставах, где стажировались курсанты; ознакомился с системой охраны границы, контролировал работу курсантов, проводил индивидуальные занятия с каждым, давал им консультации по проведению практических мероприятий.
Линия границы на участках застав проходила по горам средней величины. Пограничная полоса там составляла от четырех до шести километров, которая была обследована геологами. На участках застав много было пробурено скважин. И что характерно, – везде залегал уголь на небольшой глубине; на глубине 30-40 метров.
Во время стажировки курсантов, на 6-й пограничной заставе был интересный случай: один из пограничных нарядов в составе 2-х пограничников, возвращаясь на заставу с охраняемого участка, подойдя к одной из скважин, старший наряда (сержант), нагнувшись над отверстием скважины, начал бросать в скважину камушки. Бросал, бросал и вдруг оттуда как рвануло, что мелкими камушками посекло все лицо сержанту, которое стало похожее на воробьиное яйцо, – оно стало рябым. На заставе начальник заставы не поверил, что произошел взрыв в скважине. Началось служебное расследование офицером, прибывшим из штаба пограничного отряда. Поехали на участок на проведение эксперимента и приказали сержанту бросать камушки в ту скважину. Бросали камушки, бросали и никаких взрывов не следовало. Уже собирались прекратить эксперимент. И тут бросили последний камушек, – со скважины вновь раздался взрыв. Вот тогда и поверили пограничному наряду в происшествие со скважиной.
По окончанию стажировки с курсантами были подведены итоги; каждый курсант отчитался о проделанной работе на заставе перед комиссией, образованной приказом начальника пограничного отряда, и каждому курсанту была выставлена оценка за войсковую стажировку.
Курсантам, после стажировки, полагался месячный отпуск в августе месяце. Поэтому я их всех отправлял с отряда к месту проведения отпусков. С Маканчей курсанты все вместе доехали автобусом до Урджара, а там все разлетелись с аэропорта по своим направлениям, – домой к своим родителям. Я вылетел самолетом до Алма-Аты.
В августе 1986 года с профессорско-преподавательским составом проводились, как всегда, учебно-методические сборы. В этом месяце для преподавателей был самый минимум отпусков, – только в исключительных случаях отпускались некоторые преподаватели в отпуск. К примеру, у кого-то была путевка в дом отдыха или по семейным обстоятельствам. Таких было мало.
На этом учебно-методическом сборе со всем профессорско-преподавательским составом подводились итоги учебы и дисциплины курсантов за прошедший учебный год; подводились итоги усвоения учебных дисциплин курсантами на заседаниях кафедр. Около недели со всеми преподавателями проводились различные методические мероприятия. Следующую неделю с офицерами-преподавателями проводились занятия по командирской и профессиональной подготовке. Оставшаяся неделя до сентября предоставлялась для подготовки учебно-материальной базы и методических материалов к новому учебному году.

Моя младшая дочь Анжелика подросла (ей в мае месяце исполнилось семь лет) и 1-го сентября 1986 года она пошла в школу в 1-й класс.
На школьной линейке 1-го сентября 1986 года мы были всей семьей.
Моя жена постоянно избиралась членом родительского комитета и у старшей дочери, и у младшей. Школьной учебой девочек в основном занималась моя жена, так как я редко бывал дома, потому что часто бывал на занятиях с курсантами в полевом учебном центре на многосуточных выходах. А это было за городом в 50 км. Но и мне приходилось бывать на родительских собраниях и, по просьбе классных руководителей, выступать перед  учениками, особенно в праздничные дни (день Советской Армии и ВМФ, на 9 Мая и т.д.). Училась в школе Анжелика на «отлично». До 5-го класса каждый год получала похвальные грамоты.
С 1-го сентября 1986 года организованно начался учебный процесс и в пограничном училище. Наши курсанты 3-го курса приказом начальника училища были переведены на 4-й курс. Это был для всех – и для курсантов, и для преподавателей – решающий год. Предметно-методическая комиссия (ПМК), которой я руководил, претерпела незначительных изменений. Дополнительно в состав ПМК были включены: полковник Сажнев Ю.П. (начальник кафедры ОВД) – за ним был закреплен один из учебных взводов 4-го курса; полковник Чемезов В.М. (старший преподаватель истории военного искусства, так как эта дисциплина проводилась только на 4-м курсе). По составу наша ПМК тогда состояла из 7-ми офицеров.
На 4-м курсе мы начали отрабатывать важную тему по нашей дисциплине: «Батальон в наступлении», на которую программой обучения предусматривалось 40 часов.
Лекцию с первым потоком проводил начальник кафедры, со вторым и третьим потоками проводил старший преподаватель курса. Потом начались 6-ти часовые семинары с каждым учебным взводом в отдельности. Показной семинар проводил начальник кафедры на своем закрепленном учебном взводе.
На инструкторско-методических занятиях я учил преподавателей проводить семинары на 4-м курсе с элементами проблемного обучения третьего уровня и с практической направленностью. Цель такого обучения состояла в том, чтобы курсанты, выходя на практические занятия, умели выполнять определенные практические действия. Да, семинар с практической направленностью проводить трудно, но зато, на практических занятиях, курсанты действуют намного увереннее, меньше затрачивается времени на овладение практическими навыками.
Практические занятия по этой теме, все 32 часа, проводились с курсантскими учебными взводами непрерывно, то есть в течение всей недели, каждый день. Как всегда, первую неделю практических занятий со своим учебным взводом, проводил я, как показные занятия для своих преподавателей. Практические занятия с курсантами по данной теме проводились в специализированных классах с использованием курсантами рабочих карт. За отработанную рабочую карту каждому курсанту также выставлялась отдельная оценка.
К 1986 году уволились в запас офицеры кафедры, отслужившие свой срок, на их место прибыли новые. Менялась обстановка во взаимоотношениях между офицерами кафедры. У начальника кафедры были офицеры, которым он доверял. Я относился к этому числу. А были и такие офицеры-преподаватели, которые были недовольные действиями начальника кафедры и за его глазами это недовольство открыто высказывали при посторонних. У меня на ПМК были тоже такие. Это подполковник Аношкин В.П. и подполковник Науменко В.А. Они критиковали отдельные распоряжения и требования начальника кафедры. Мне неоднократно приходилось пресекать такие разговоры. Но я не бегал к начальнику кафедры, как другие, чтобы обо всем этом докладывать, считал, что докладывать о своих подчиненных мне, как их руководителю, будет недостойно с моей стороны. Поэтому я с ними разбирался сам.
Наш начальник кафедры полковник Сажнев Ю.П. и полковник Таратута П.В.(он же начальник учебного отдела и бывший наш начальник кафедры) являлись однокурсниками по академии, но взаимоотношения между ними были натянутыми.
Мой подчиненный преподаватель, подполковник Аношкин В.П. (это стало мне известно в дальнейшем), был в хороших, дружественных отношениях с начальником учебного отдела полковником Таратутой П.В. Жена подполковника Аношкина В.П. работала медсестрой в медицинском пункте училища. Они проживали в военном городке училища в одном 5-ти этажном доме. Частенько жена подполковника Аношкина В.П. приходила к жене полковника Таратута П.В. ставила уколы и проводила другие лечебные мероприятия. У полковника Таратута П.В. в то время учился сын на 4-м курсе и находился в составе 2-го взвода 5-й роты, преподавателем которого был подполковник Аношкин В.П. Сын полковника Таратуты П.В., оказывается, встречался с дочерью подполковника Аношкина В.П., которая училась в Алма-Ате в каком-то институте (через пару лет они поженились).
Поэтому будущий сват начальника учебного отдела (подполковник Аношкин В.П.) и плел какие-то интриги. Потихоньку наговаривал на нашего начальника кафедры и, конечно, на меня, как старшего преподавателя. Я периодически начал подвергаться какому-то предвзятому отношению со стороны начальника учебного отдела. А мы когда-то с ним дружно работали на одной ПМК, когда он был еще старшим преподавателем, – и отношение изменились.
Моей работой был доволен начальник кафедры полковник Сажнев Ю.П. Я не должен был, прыгая через голову начальника кафедры, напрямую решать вопросы обучения курсантов с начальником учебного отдела. Все служебные вопросы должны были решаться через начальника кафедры, в том числе и вопросы, касающиеся учебы курсантов.
Помню, как, однажды, меня вызвал к себе в кабинет начальник учебного отдела полковник Таратута П.В. и начал склонять про слабую учебу курсантов по дисциплине общая тактика. Я ответил, что оба, закрепленные за мной учебные взвода, по успеваемости, занимают 1-е и 2-е места в батальоне. Какие, мол, претензии к обучению курсантов в мою сторону? Не к чему было придраться, так он начал о другом: «Лучше бы ваши, Николай Николаевич, два учебных взвода учились слабо, а остальные десять учебных взводов батальона учились бы на «хорошо» и «отлично», я бы к вам не имел никаких претензий», – сказал начальник учебного отдела. Я отвечал, что с преподавателями мной ведется методическая работа, но у отдельных преподавателей не достаточно высокий профессионализм, хотя педагогический стаж не менее 4-х лет у каждого. И вопросы повышения профессионального мастерства преподавателей решаются не только предметно-методической комиссией, но кафедрой и в системе всего училища. Я понял, что это была очередная придирка. Хотя учеба учебных взводов на нашем курсе была ровная. Ведь я постоянно анализировал текущую учебу курсантов учебных взводов по нашей дисциплине за каждый месяц, определял их места по успеваемости. Средний балл лучшего учебного взвода по успеваемости отличался на несколько десятых балла от занявшего последнее место. Например, средний балл за месяц учебного взвода (1/4 роты), занявшего 1-е место составлял 4,5 балла, худший результат одного из учебных взводов составлял 3,8 или 3,9 балла. Приходилось учитывать даже сотые баллов для точного определения мест.

Стоя у микроавтобуса-ретранслятора, я и другие офицеры прослушивали информацию одну страшнее другой. Где-то к 03.00 была передана информация о количестве госпитализированных – прозвучала цифра 323 человека, и это в основном были военные. Передавалась информация утром о том, что по ул. Ауэзова ехала военная автомашина ЗИЛ-131 (водитель и лейтенант). Толпа машину на улице остановила, солдата и офицера убили. В центре города была разбита витрина универмага. На одной из улиц города был разграблен продовольственный магазин. На улице Ташкентской совершен поджег бензоколонки и т. д.
На второй день (18-го декабря) к зданию ЦК решили направить курсантов общевойскового училища с 70-го разъезда. При движении колоны – она была остановлена толпой у парка им. Горького – старшему колонны (полковнику) свернули челюсть, лобовые стекла машин ЗИЛ-130 все были выбиты. Я наблюдал, как эта колонна курсантов АВОКУ приближалась к нам, и при повороте налево – с ул. Сатпаева на ул. Фурманова – с толпы в машины летели колья, прутья, камни и другое. И точно, – во всех машинах были выбиты лобовые стекла.
К часам 02.00 – 03.00 18-го декабря начали прибывать самолетами батальоны МВД: с Риги, с Тбилиси, с Ташкента, с Балашихи (под Москвой) и других городов и началось уплотнение цепей военнослужащих вдоль площади и полное оцепление всей площади.
Все события длились не два дня, как пишут историки Казахстана, а больше, как мне помнится, не меньше пяти суток, как бы не целую неделю.
В первую ночь, все мы наблюдали, как Колбин (избранный Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана) к 02.00 вызвал к зданию ЦК всех ректоров ВУЗов и потребовал увести своих студентов, иначе будут ректора освобождены от занимаемых должностей. Я видел, как в первую и во вторую ночь руководители ЦК Компартии Казахстана по нескольку раз ходили на трибуну к площади и пытались поговорить с толпой.
А что делала толпа?
Встретила руководителей ЦК Компартии Казахстана градом камней.
На противоположной стороне площади стояли несколько 12-ти этажных зданий, фасады которых были облицованы отшлифованной гранитной плиткой размером (20 на 20) см и толщиной в 3 см. Эту плитку отрывали со стен, затем разбивали на несколько кусков, удобных для бросания. Вот и летел целый град этих камней на руководителей Казахстана. Я видел, как от трибуны убегали, еле ноги уносили, Колбин, Назарбаев (тогда он был Председателем Совета Министров Казахстана), Камулятдинов (секретарь ЦК Компартии Казахстана по идеологии) и несколько других.
В то время мы наблюдали, когда стояли в оцеплении вокруг здания ЦК, как в окна выглядывали работники аппарата ЦК Компартии Казахстана. Стоял неподалеку от меня преподаватель с нашей кафедры подполковник Макаренко Михаил Иванович (уроженец Алма-Аты с пригородного поселка Горный Гигант); глядя на выглядывающих из окон, он говорил: «Товарищи офицеры, мы охраняем тех, которые должны быть вместе с толпой на площади». Он имел в виду, что толпой дирижируют из самого здания ЦК. Так оно, видать, и было.
В первые сутки протестующие на переговорах требовали назначения Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана только казаха. На вторые сутки требования протестующих переменились: согласны были с назначением на эту должность любого по национальности, лишь бы был уроженцем Казахстана.
Я видел, как на площади среди толпы велась по громкоговорителям агитационная работа. Представители властей в дневных условиях уговаривали протестующих разойтись по домам, прекратить неправомерные действия. Накал толпы ослабевал, – это начинало действовать и протестующие намеревались уходить с площади. И в этот же момент начинали действовать агитаторы в толпе через громкоговорители. Народ останавливался и возвращался обратно.
Пришлось спецназовцам охотиться на агитаторов, вылавливать и вытаскивать их из толпы. Я видел, как это делается. Выстраивались солдаты одного из батальонов МВД в колонну по два, прикрываясь щитами и орудуя дубинками, шли вперед, расчищая себе путь. Брали в коробочку определенную часть протестующих и оттуда выхватывали руководителей-агитаторов. Брали этого крикуна за шкирку и сверху его огревали резиновой дубинкой. Слышался возмущенный голос: «Я – доцент!» Ему в ответ: «Ах, ты – доцент! На тебе!». И получал доцент дополнительно несколько раз по спине резиновой дубинкой. Дальше его вели на холм к зданию ЦК. Так и других наиболее активных выхватывали и вели к зданию ЦК. У здания ЦК их погружали в автобусы и потом вывозили за город километров за 50 и выпускали. Говорили, что пока они дойдут до города пешком, тут уже все успокоится.
Да, я был на площади у здания ЦК, участвовал в его охране. И, конечно, мне в голову приходили смутные мысли: «Вот нас, пограничников, втянули в это неблагородное мероприятие. Нам ведь в городе жить, передвигаться придется по городу ежедневно. Нам же за это будут мстить!».
И что же?
Первый месяц после этих событий наш училищный автобус развозил в микрорайоны сотрудников (офицеров) под прикрытием охраны – за автобусом ехал ЗИЛ-130 со взводом автоматчиков. Прибывали офицеры в училище и уходили домой после работы в гражданской одежде, это те, которые прибывали своим ходом. В первый год после событий было много случаев, когда курсантов в городе избивали. Одному капитану с нашего училища вечером разбили челюсть и он попал в госпиталь.
А как же руководство училища?
В марте 1987 года генерал-лейтенанта Карпова (начальника нашего пограничного училища) перевели в Москву начальником Московского Высшего пограничного командного училища. С ним же уехал наш начальник кафедры полковник Сажнев Ю.П. на должность начальника учебного отдела этого пограничного училища. Начальником Алма-атинского Высшего пограничного командного училища был назначен генерал-майор Пашеев.
Через два года, после Колбина, Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана на Пленуме ЦК компартии Казахстана был избран Н.А. Назарбаев, а когда было введено президентство, то его избрали Президентом Республики Казахстан.
Какие оценки декабрьских событий начал давать Президент Назарбаев?
А такие, что это было демократическое движение, борьба за демократические права и свободы, все эти события он оправдывал; будто бы, впервые в СССР, борьба за демократические права началась, оказывается, в Казахстане. А как убегал с трибуны у площади от града камней! От этих летящих демократических камней!
Новый, 1987, год я встречал в семейном кругу в тревожной обстановке, так как были свежи в памяти декабрьские события в г. Алма-Ата.
В январе 1987 года, после всех выходных, возобновился учебный процесс с курсантами пограничного училища. В январе на 4-м курсе мы отрабатывали важную тему: «Батальон на марше и в походном охранении». На всю тему программой выделялось 28 часов. Я прочитал лекции, затем преподаватели провели 4-х часовые семинары, и только потом начались практические занятия в форме групповых упражнений в классах с использованием рабочих карт. Практические занятия по этой теме отрабатывались последовательно и каждый день в течение пяти дней.
В феврале курсантам 4-го курса читались лекции и проводились семинары по пограничной тематике, а к отработке практических занятий по этой теме мы приступили в марте 1987 года, которые отрабатывались в полевом учебном центре. По этой теме отрабатывалось несколько занятий, и на каждое занятие выделялось по три дня. Темы в полевых условиях отрабатывались такие: «Мотоманевренная группа в наступлении», «Мотоманевренная группа в обороне», «Действия мотоманевренной группы по поиску и ликвидации ДРГ».
Отработка занятий в полевых условиях осуществлялась последовательно: сначала со всеми учебными взводами отрабатывали занятие «ММГ в наступлении», а затем другие занятия. В первые дни полевых выходов с курсантами отрабатывали организацию действий ММГ методом группового упражнения, вторые и третьи дни полевых выходов – динамику действий ММГ методом группового упражнения с переходом к действиям в составе боевого расчета.
Организацию действий ММГ в первый день каждый преподаватель отрабатывал со своим учебным взводом в отдельности, а динамику отрабатывали совместно, проведя боевой расчет сил и средств из состава трех учебных взводов.
На 4-м курсе за мной и за остальными преподавателями было закреплено по два учебных взвода.
Учебный отдел для 4-го курса (для выезжающих учебных взводов) планировал занятия в поле трех дневными полевыми выходами, начиная с понедельника: три дня занятий с одними учебными взводами, которые после окончания занятий уезжали в училище, в среду после обеда, а второй заезд учебных взводов выезжал в это время с училища, тоже после обеда, в среду, и преподаватели их должны были встречать в ПУЦ, так как с ними надо было организовать самостоятельную подготовку. Для преподавателей – это были, в целом, недельные выезды в ПУЦ. Ведь преподаватели, проведя три дня занятий с одним учебным взводом до среды, не имели возможности уезжать домой, так как после обеда, в среду, приступали к подготовке прибывшего второго своего учебного взвода, с тем, чтобы в четверг, с утра, приступить с ними к плановым занятиям.
По решению начальника училища были введены пешие переходы для курсантов, выезжающих в полевой учебный центр.
Откуда и докуда планировались эти пешие переходы для курсантских взводов, выезжающих в ПУЦ с училища? Учебный взвод, или несколько учебных взводов курса, в 15.30 начинали выдвижение с училища, по установленному маршруту, на автомобилях под руководством офицеров – командиров учебных взводов. Ехали с Алма-Аты по Капчагайской трассе, у Дмитриевского моста машины сворачивали с трассы налево, на проселочную дорогу. После поворота, отъехав метров 200, курсантов спешивали и дальше, до самого нашего ПУЦ, они шли пешком. Расстояние это составляло 12 км.
Но и пускай бы ходили курсанты? Так нет, надо чтобы с курсантами шел преподаватель, и не только чтобы курсанты просто шли, а с ними, в ходе движения, преподаватель должен отрабатывать тактические вводные, позволяющие курсантам разворачиваться в боевой порядок и атаковать, отрабатывать тактические нормативы и т. д. Поэтому, когда с училища выезжал после обеда учебный взвод, старшим машины в кабине ехал преподаватель (если в этот день он находился в училище), а курсовой офицер – в кузове с курсантами. Но было и порочное планирование этих пеших переходов. К примеру, бывало часто так, когда преподаватель, в среду, заканчивал занятие с одним учебным взводом, а с училища на смену выезжал второй его учебный взвод, то в плане стояло, что он должен совершать пеший переход с выезжающим с училища взводом.
Как мы выходили из создавшегося положения? Приходилось преподавателю с отъезжающим с ПУЦ учебным взводом доезжать до Дмитриевского моста, там одному спешиваться и больше часа стоять и ожидать прибывающий учебный взвод с училища, а потом с ним топать до ПУЦ. Но преподаватель уже был не свеженьким: ведь три дня подряд проводил практические занятия в поле, приходилось за эти дни находиться и набегаться. Такое случалось очень часто.
В учебном отделе, там же не разбирались, где находится преподаватель, а посмотрят, за кем закреплен учебный взвод и ставили старшим на пешем переходе этого преподавателя.
А разных пеших переходов было очень много, особенно в летний период, когда курсанты 1-го, 2-го и 3-го курсов выводились на два месяца в ПУЦ и там постоянно проживали в своих казармах. Преподаватели в это время приезжали училищным автобусом на занятия, который в тот период ходил каждый день. Мы, преподаватели-тактики, в тот период отрабатывали, как правило, 3-х суточные занятия.
Бывало и так, заканчивались в субботу занятия, я и мои преподаватели собирались выезжать домой на выходной. И не успев еще сесть в автобус, как к телефону вызывал меня начальник кафедры и ставил задачу: «Завтра (то есть в воскресенье) с курсантами проводится пеший переход на 25 км. Вы со своими преподавателями участвуете в этом переходе с курсантами закрепленных учебных взводов. Выезжаете домой только после пешего перехода».
Пеший переход в июне или июле, когда было сильно жарко, начинался рано с утра. Подъем курсантов осуществлялся в 04.00, завтракали и ровно в 05.00 колонна курсантов начинала движение с полной выкладкой, а преподаватели – при своих закрепленных учебных взводах. При каждом учебном взводе должен быть один закрепленный преподаватель из какой-нибудь кафедры. Пешие переходы в ПУЦ совершались по пескам Муюнкум. Ходить по пескам тяжело: делаешь полный шаг вперед, становишься ногой, а она по песку скользит назад. Поэтому получался не полный шаг вперед, а только полшага.
С марта 1987 года поменялось руководство нашей кафедры. После убытия в Москву полковника Сажнева Ю.П. начальником кафедры ОВД был назначен подполковник Татьянин В.Л., а заместителем начальника кафедры – подполковник Андреев В.А.
Наступил апрель 1987 года, и как всегда, – 3-х суточные двусторонние тактические учения курсантов 3-го и 4-го курсов, которые начинались 18 апреля 1987 года. Я участвовал в этих учениях, меня назначили начальником штаба батальона (на 4-м курсе). Это, видать, предложил меня на эту должность полковник Таратута П.В. – начальник учебного отдела училища. Захотел, чтобы я хорошо покрутился  и вымотался на этих учениях. А я, как старший преподаватель курса, должен бы быть посредником при командире батальона.
Чтобы успешно исполнять обязанности начальника штаба батальона на учениях, надо было заблаговременно готовиться самому и готовить к учениям всех офицеров штаба батальона, а на самом учении – вертеться будь-будь. Да еще в штаб включили только курсовых офицеров, которые не понимали, что им надо было делать. А на штаб возлагалось: планирование «боевых действий», организация связи с подразделениями и старшим начальником, охранения, разведки, инженерного обеспечения и РХБ защиты; отработка служенных документов по управлению подразделениями, контроль за выполнением учебными подразделениями поставленных задач. И за все эти мероприятия на учениях отвечал начальник штаба батальона. А помощники мои в штабе были слабые, к учению подготовились неважно, точнее, – плохо. Поэтому львиная доля работы легла на мои плечи: работу каждого офицера штаба надо было детально проверять, исправлять и еще по ходу учения – обучать.
На учения выехали рано утром 18 апреля 1987 года. Учения опять проводились в горах в 200 км от Алма-Аты. В первый день, после обеда, курсанты занимались поиском ДРГ в горах, действовали в поиске до утра. Ночь коротали в заслонах на месте. ДРГ, при попытке ее прорыва через заслоны, «уничтожили». С утра наш батальон (4-й курс) переходил к обороне и должен был вести оборонительные боевые действия до обеда.
Готовясь к обороне, курсанты нашего батальона в полевых условиях все пообедали, немного отдохнули, и батальон, по замыслу действий, должен был совершить 15 км пеший переход до своего рубежа обороны и там закрепиться в готовности отражать атаки «противника».
Марш к рубежу обороны надо было совершать с мерами разведки и охранения. Для ведения разведки по маршруту движения, я назначил разведывательный взвод батальона и поставил ему задачу. Командиром разведывательного взвода (2 учебный взвод 5 роты) был назначен, по расчету, курсант Таратута – сын начальника учебного отдела. А полковник Таратута П.В. был как раз руководителем этих учений.
Марш мы начали совершать в 16.00, еще засветло. Впереди двигался разведывательный взвод (РД) на удалении до километра от основной колонны батальона, я с ним поддерживал связь по радио. Прошли километров 10, связь была со взводом устойчивая. Потом начало вечереть, стемнело, разведвзвод, видать, быстро двигался и оторвался от нас. Поэтому связь стала неустойчивой, – ведь мы действовали в горах. Для возобновления устойчивой связи, разведвзводу надо было бы приостановиться и дождаться приближения батальона, к тому же, батальон через километр поворачивал вправо и двигался для занятия позиций. Вместо этого командир разведвзвода двигал взвод прямо и прошел поворот дороги. На запросы по радио – была тишина, командир взвода не отвечал. Ведь дальность связи переносных радиостанций на равнинной местности обеспечивалась только до 5 км, а мы-то действовали в горах. Для связи надо было подыматься на возвышающиеся сопки. Командир разведвзвода это не делал, видать не знал.
После поворота колонны батальона по полевой дороге вправо, и пройдя с километр, там были наши позиции для обороны. Учебные роты начали занимать и оборудовать позиции в инженерном отношении. Было около 21.00 часу времени. Я находился с подполковником Алименко А.Е. (командиром курсантского батальона), и мы говорили о том, как же нам направить к позициям разведывательный взвод, который заблудился. К нам подъехал полковник Таратута П.В., и, вместо того чтобы спросить командира батальона, где разведвзвод, он набросился на меня: «Начальник штаба, вы потеряли один взвод, немедленно идите и разыскивайте его!». Я взошел на возвышенность вместе с наблюдателем из числа курсантов и стал по радио связываться с командиром разведвзвода. Связь была установлена и я приказал дать осветительную ракету, чтобы определить местоположение разведывательного взвода. Они выполнили мою команду. Да, они были в стороне примерно в двух километрах. Я приказал своему наблюдателю дать две ракеты красного огня, чтобы сориентировать командира разведвзвода и точно определить ему направление движения к нам. Через полчаса взвод прибыл в расположение и получил новую задачу.
Вторую ночь курсанты и офицеры коротали в окопах. Штабу пришлось всю ночь контролировать подразделения, а с наступлением рассвета оформлять документы в полевых условиях: штабу – вычерчивать схему района обороны батальона; командирам рот и взводов – схемы опорных пунктов рот и взводов, а командирам отделений – карточки огня отделений. В установленное время офицеры штаба собрали эти документы и мы оценивали работу командиров. С переходом «противника» в наступление, начались оборонительные действия нашего батальона. Воевали три-четыре часа и на этом закончились боевые действия: был дан «Отбой» и все начали собираться к выезду в училище.
Детальный разбор учений с курсантами проводился на основной базе училища. Главным было то, что за время учений все обошлось без всяких жертв и чрезвычайных происшествий, курсанты и офицеры усовершенствовали свою полевую выучку.

Вот так для меня прошел весь учебный год, – все в ожидании контроля моих занятий.
Домой, в Днепропетровск, второй раз в 1987 году я все-таки поехал, вернее полетел. Это было в ноябре, 23 числа: рано утром по телефону позвонила нам из г. Днепропетровска сестра Люда и сказала, что умерла мама. Мне дали десятисуточный отпуск по семейным обстоятельствам и я 23 ноября 1987 года сразу же поехал прямо в аэропорт с телеграммой. Ближайший самолет летел с Алма-Аты на Харьков; я на него и взял билет. В Харькове я был рано утром 24-го. Там через час летел самолет на Днепропетровск и я на нем прилетел. В 15.00 24-го ноября я был в доме родителей.
Маму похоронили 25-го ноября 1987 года. Тогда была туманная и ветреная погода, было прохладно и начинались заморозки по ночам.
По окончанию краткосрочного отпуска, я с Днепропетровска до Москвы ехал поездом, а с Москвы до Алма-Аты летел самолетом.
Пока я был в краткосрочном отпуске, за меня занятия по военной истории проводил подполковник Аношкин В.П., который очень стремился на должность старшего преподавателя истории военного искусства. Для преподавания этой дисциплины по штату требовался только один преподаватель, потому что часов по этой дисциплине было достаточно только на одного преподавателя. А так как по этой дисциплине много лекций, – а лекции читают только старшие преподаватели и выше, – то и должность по этой дисциплине для старшого преподавателя, хотя он и в единственном числе.
По прибытию на кафедру, я сразу приступил к преподаванию своей дисциплины. В конце мая 1988 года программу обучения по своей дисциплине с курсантами я закончил. В июне месяце принимал зачет по военной истории от курсантов 4-го курса. Зачет был с оценкой. Для подготовки к зачету курсантам выделялся всего один день. Оценка за зачет по военной истории выставлялась в приложение к диплому. Так как программа обучения по военной истории была завершена, то в июле 1988 года я был уже свободен от занятий.
После выпуска курсантов из училища, в первых числах июля 1988 года прибыли из подразделений пограничных войск солдаты для поступления в училище. Их приехало около 250 человек. Их разместили в палаточном городке на территории училища. Начальником сборов военных абитуриентов назначили меня, а заместителем начальника сборов – капитана Овчинникова М.Л. Конечно, для успешной работы на сборах и для контроля за военными абитуриентами, мало двоих офицеров, желательно, чтобы были и командиры взводов для управления сформированными взводами. Но командование посчитало, что двоих достаточно.
Вступительные экзамены военные абитуриенты сдавали до 25 июля. Сдавали они три вступительных экзамена. После каждого экзамена, тех абитуриентов, которые получали «неудовлетворительно», я получил команду их отправлять в войска на следующий же день после каждого экзамена. Первый экзамен закончился, и человек 40 получили неудовлетворительные оценки. Мы составляли списки этих солдат, подавали в тыловые службы для их расчета и на следующий день – на отправку. Отправку солдат я поручил осуществлять своему заместителю. Давал инструктаж ему таков, чтобы с железнодорожного вокзала не возвращался до тех пор, пока не посадит на поезд последнего солдата. А отправлялись они в разные округа: и в Среднеазиатский, и в Дальневосточный, и в Тихоокеанский, и в Закавказский, и в Западный и т. д.
Все шло хорошо. Однажды, кажется, после последнего экзамена, отсеивалась небольшая группа солдат, человек двадцать. Повез их на железнодорожный вокзал Алма-Ата-I капитан Овчинников М.Л. Надо было солдат отправлять на разные направления; поезда шли в разное время. Поэтому он большую часть отправил (посадил их в поезда), и осталось три человека на закавказское направление; проходящий поезд прибывал поздно; он их проинструктировал (ведь на проходящие поезда билет можно приобрести за час до прибытия этого поезда), чтобы никуда не уходили, как только начнут продавать билеты, чтобы взяли первыми, – а сам, капитан Овчинников, уехал домой. Что сделали эти солдаты: два уехали в свой пограничный отряд, а третий, приобретя билет на Уфу, – уехал домой к своим родителям.
В пограничном отряде, по телеграмме с училища, ожидали троих солдат, а приехало только двое. Те, прибывшие солдаты, все рассказали. Отряд послал запросы в Уфу, домой к уехавшему солдату и, естественно, прислали в пограничное училище телеграмму об этом происшествии. В училище начали разбираться, как мы отправляли солдат в войска. Тогда капитан Овчинников М.Л. и рассказал, как он отправлял. Мы оба от начальника училища получили взыскания – по строгому выговору. Я был начальником сборов военных абитуриентов и поэтому отвечал за действия своего подчиненного и отхватил взыскание.
Из прибывших двухсот пятидесяти военных абитуриентов, мандатная комиссия зачислила курсантами всего человек восемьдесят.
А с 1-го августа 1988 года начались абитуриентские сборы для гражданской молодежи, где в течение всего августа месяца они сдавали вступительные экзамены. Начальником сборов был уже назначен командир курсантского учебного батальона, курсанты которого выпустились с училища. Из числа военных абитуриентов, зачисленных в училище, были назначены командиры отделений и старшины учебных групп.
В августе 1988 года у меня по графику был очередной отпуск, который я проводил в Алма-Ате. Я взял путевки в дом отдыха «Яблоневый сад», который находился под Алма-Атой и всем семейством там мы отдыхали 15 дней.
Отдыхающие приезжали с разных городов страны. В основном здесь отдыхали работники КГБ со своими семьями и пограничники. Поэтому, далеко не уезжая, мы смогли отдохнуть в самой Алма-Ате.
Во время пребывания в доме отдыха нас возили на различные экскурсии. Особенно понравилась поездка на высокогорный каток «Медео». Подымались пешком на самую плотину по ступенькам. Я насчитал 880 ступенек.

В это время с нами отдыхала еще одна семья пограничника. Это был с нашей кафедры подполковник Меренгалиев Е.М., преподаватель военно-инженерной подготовки. Поэтому нам не было скучно. Мы вместе совершали прогулки по территории дом отдыха, выезжали на экскурсии, ходили в горы.

На фото вся моя семья у горной речки.
Наступил сентябрь 1988 года и опять начался учебный процесс в училище. Я приступил к преподаванию своего предмета военная история вновь с курсантами 4-го курса. Одновременно продолжал перерабатывать все учебно-методические документы в соответствии с новой программой. К этому времени я детально овладел своим новым предметом и мог привносить в учебно-методические документы что-то новое из методики. Внедрялись в учебный процесс новые технические средства обучения: телевидение, новые видеопроекторы. Поэтому при подготовке к лекциям и семинарам приходилось готовить своеобразный дидактический материал, который можно было показывать по телевидению и высвечивать на большой экран с помощью видеопроектора. Каждый лекторий в училище был оборудован видеокамерой на столе у трибуны лектора, а справа и слева на стенах лекционных залов висели телевизоры. Читая лекцию, я мог показывать курсантам по телевизору, с помощью камеры, вычерченную схему, рисунок или картинку и, указывая карандашом на объекты схемы, наглядно комментировать последовательность действий. Глядя на телеэкраны, курсанты все это могли наглядно воспринимать.
Для использования видеопроектора, требовалось готовить слайды с учебным материалом (схемы обстановки, текстовую запись) и показывать его в увеличенном виде на экране. Слайды я готовил на прозрачной пленке. Покупал пачку рентгеновской пленки (в стандартный лист бумаги), смывал все покрытие на пленке до чистоты. Затем, используя цветную тушь с добавлением сахара, ученической ручкой с пером вычерчивал на пленке схемы или писал важный текст в соответствии с учебным материалом. Тушь через определенное время высыхала и получался удобный для использования дидактический материал. В видеопроекторе был стеклянной столик, а ниже, – вмонтирована мощная электролампа. На стеклянной столик ложился слайд, изготовленный на прозрачной пленке, затем включалась лампа, и с помощью зеркала, закрепленного на штативе, схема наводилась на большой белый экран. Регулятором на аппарате можно было корректировать резкость. Используя указку, преподаватель или курсант могли по схеме рассказывать и одновременно показывать те или иные действия.
Но и в этом учебном году я подвергался многочисленным контролям со стороны учебного отдела и самого начальника учебного отдела. На одной из лекций присутствовал начальник учебного отдела полковник Таратута П.В. и что-то написал негативное в журнале контроля занятий. Начальник кафедры подполковник Татьянин В.Л. меня спросил: «Когда будет еще у тебя лекция по этой теме?» Я отвечал, что будет завтра. Он сказал: «Хорошо, я завтра сам приду и послушаю». Приходил начальник кафедры на мою лекцию на контроль, просидел эту пару и, при подведении итогов, сказал: «Николай Николаевич, ты точно также и вчера проводил?». Я ответил, что точно так. Потом он заключил, что в моем занятии ничего крамольного не нашел, обещал пойти лично к начальнику учебного отдела разбираться.
До конца семестра еще было пару контролей. Начальник учебного отдела присылал заместителя своего и старшего помощника для осуществления контролей.
В перерывах между проведением занятий я продолжал перерабатывать лекции и другие методические материалы, совершенствовал учебную материальную базу. Лично за семестр вычертил больше двадцати больших схем для использования их на лекциях и семинарах. Старые и ветхие схемы и плакаты я обновлял.

Отредактировано nikolay (2018-02-28 19:26:00)

Подошел конец октября 1989 года; на совещании офицеров училища был объявлен приказ Председателя КГБ СССР о присвоении мне очередного воинского звания – полковник. Кроме меня, этим же приказом, было присвоено воинское звание полковника нашему начальнику кафедры подполковнику Татьянину В.Л., командиру 1-го учебного батальона подполковнику Метелеву А.С.

3-го ноября 1989 года мне вручили приветственное письмо командования и ученого совета ВПКУ им. Ф.Э. Дзержинского.

После парада и ноябрьских выходных 1989 года, мы приступили к отработке с курсантами 2-го курса основополагающей темы: «Взвод в наступлении». Мною были прочитаны лекции, проведен, для преподавателей, 6-ти часовой показной семинар. А к концу ноября 1989 года преподаватели закончили отработку семинаров со всеми своими учебными взводами.
В декабре начинались практические занятия в поле по теме: «Взвод в наступлении». С каждым учебным взводом отрабатывались практические занятия в течение всей недели. На полевом выходе в течение недели в комплексе с тактической подготовкой отрабатывались практические занятия, по 2 часа, по военной топографии, по ЗОМП, по военно-инженерной подготовке, по разведке, по огневой подготовке и по партийно-политической работе. Таким образом набиралось 36/12 часов, как раз на всю неделю. И, как было ранее, в субботу – боевая стрельба взвода в наступлении.
К концу декабря мы закончили практическую отработку темы: «Взвод в наступлении». В то время под Алма-Атой были уже сильные морозы. Нам, преподавателям, было не привыкать к этим условиям, тем более мне. Декабрь 1985 года не повторился. Были в декабре 1989 года сильные морозы, но не было ветров.
Январь 1990 года был в Алма-Ате морозным. Тогда, в течение всего месяца, мы отрабатывали с каждым учебным взводом двухдневное практическое занятие в поле, на БТР. Отрабатывали подвижную тему: «Взвод в походном охранении».
Успеваемость курсантов во всех учебных взводах была хорошая, поэтому нареканий со стороны учебного отдела не поступало.
Как и ожидалось, старшим преподавателем истории военного искусства был назначен полковник Аношкин В.П. – будущий сват начальника учебного отдела. Поэтому все немного успокоилось, все были довольные.
Настала весна 1990 года. Перед преподавателями ПМК 2-го курса предстояла ответственная учебная задача – успешно организовать и провести недельные полевые выходы с курсантами в апреле месяце. Нам предстояло отработать важную тему касающуюся боевых действий взвода в обороне. Были недельные полевые выходы с каждой учебной ротой, с проживанием курсантов в опорных пунктах.
Опять предстояло отрабатывать тактические темы в комплексе с другими дисциплинами: военной топографией, ЗОМП, военно-инженерной подготовкой, разведкой, огневой подготовкой, партийно-политической работой – все по 2 часа с каждым учебным взводом. А каждую субботу – боевая стрельба взвода в обороне. Первая неделя полевого  выхода – показное занятие для преподавателей на одном учебном взводе, которое традиционно проводил старший преподаватель. Я ранее подробно описывал о проживании курсантов и преподавателей в опорных пунктах – все в ночное время отдыхали в блиндажах, питались с полевой кухни. Так было и на этот раз.
На этих полевых выходах было, по решению начальника кафедры, введено новшество: наряду с практическими вопросами обороны шла отработка, в комплексе с ними, практических вопросов разведки. На этом полевом выходе мы вклинили 6 часов разведки и в комплексе отрабатывали практическую тему: «Взвод в поиске» с целью захвата пленного с документами или с оружием. В основном эту тему мы отрабатывали ночью. Курсантам это было очень интересно. Когда выезжало на занятия четыре учебных взвода, то я размещал два взвода в опорных пунктах на одной стороне тактического поля, а следующие два взвода напротив, на удалении 400 м, фронтом к первым двум. В первых и в других, как бы перед фронтом, был свой «противник». Поэтому, организуя и проводя занятие на тему: «Взвод в поиске», командир взвода выбирал в расположении «противника» объект поиска.
Организацию поиска начинали после обеда, за три часа до наступления темноты. А после ужина, с наступлением темноты, приступали к практической части поиска по захвату объекта поиска. Все элементы боевого порядка взвода в поиске действовали бесшумно и успешно захватывали объект.
Для успешных действий назначались наблюдатели за объектом, группа проделывания проходов в МВЗ (минно-взрывные заграждения), огневая группа, группа захвата, группа обеспечения. К 02.00 учебные взвода с задачей по захвату пленного справлялись. Аналогичным образом действовали взвода, обороняющиеся на противоположной стороне, – они то же проводили поиск по захвату пленного.
На данный апрельский полевой выход наш курс получил задачу от начальника кафедры на проведение дерновки инженерных сооружений. Этой работой я, и мои подчиненные преподаватели, с курсантами занимались в послеобеденное время по два-три часа. Зеленый дерн мы резали в долине речки Каскелен, грузили его на автомашину ГАЗ-66 и привозили к позициям. Некоторые курсанты не умели нарезать дерн, поэтому мне приходилось брать лопату и показывать, как надо нарезать квадраты (40 на 40) см и толщиной 10-15 см. У меня это хорошо получалось. Лопат на всех курсантов не хватало. Я, увлекшись работой, долго показывал, как это делается, так что некоторые курсанты, засмотревшись, даже готовы были вырвать у меня лопату. А остальные курсанты, глядя на мою работу, стремились не отставать. Поэтому работа кипела. Дерн укладывали по метру шириной, как впереди, так и позади позиций. Такая дерновка обеспечивала хорошую маскировку и укрепляла траншеи. Особое внимание мы уделяли, при дерновке, маскировке КНП (командно-наблюдательных пунктов).
В конце второй недели полевого выхода к нам приезжал начальник кафедры полковник Татьянин В.Л. и удивлялся тому, как мы много задерновали и добротно осуществили эту работу по маскировке опорных пунктов, говоря, что учебные группы 1-го курса, которые были в поле до нас, занимались целый месяц дерновкой позиций с полковником Хабиевым Ю.Г. и сделали намного меньше, чем мы за две недели.
При проведении боевых стрельб в обороне с учебными взводами все прошло без происшествий. Цели учебных занятий, во время полевых выходов в апреле месяце, были достигнуты.
Стажировка в войсках для курсантов 2-го курса не предусматривалась, поэтому я со своими преподавателями проводил занятия до самого августа месяца. Когда курсанты ушли в каникулярный отпуск, я также ушел в очередной отпуск.
С 1-го сентября 1990 года наша ПМК приступила к отработке программы 3-го курса. На 3-м курсе по программе отрабатывалась ротная тематика, а также методическая подготовка курсантов. Я со своими преподавателями готовил курсантов к войсковой стажировке на учебных пунктах, которая начиналась с 15 ноября 1990 года.
Мы активно готовили курсантов к войсковой стажировке. Провели комплекс мероприятий, который требовался по боевой подготовке курсантов, с тем, чтобы они смогли правильно обучать и воспитывать молодых солдат на учебных пунктах. Мне также предстояло ехать на стажировку с курсантами в Среднюю Азию.
Перед стажировкой курсантов, меня вызвал на инструктаж начальник училища генерал-майор Лукашевич Н.Ф. Начальником пограничного училища его назначили с февраля 1989 года. До назначения на эту должность он был заместителем командующего Закавказским пограничным округом. К 7-му ноября 1990 года ему было присвоено воинское звание генерал-майор.
Начальник училища назначил меня руководителем стажировки курсантов на весь Среднеазиатский пограничный округ. И чтобы в войсках приготовились к приему курсантов, он приказал мне вылететь самолетом до г. Ашхабада, в округ, за неделю до выезда курсантов. Еще он поставил мне задачу, что когда я организую стажировку курсантов, то, через неделю после Нового года, могу возвращаться в училище. Так я и сделал; но как я посмотрел, с прибытием в войска, – в пограничных отрядах были готовы к приему курсантов, так как они заранее получили телеграмму с Главного управления ПВ СССР. Поэтому меня зря так рано прислали в войска. Но таков был приказ начальника училища генерал-майора Лукашевича Н.Ф.
Часто бывало, заступая дежурным по училищу, я ходил на инструктаж к начальнику училища и видел, как он игрался металлическим шариком диаметром в 7 см, легко перекидывая его с руки в руку. И так легко он это делал, что казалось, что это не металлический шарик, а шарик для игры в бадминтон. Вес этого шарика был, наверно, килограммов пять.
Однажды к начальнику училища приехал с города знакомый молодой профессор. Начальник училища его встретил, они пошли в кабинет, сели на кресла, начали разговаривать. Начальник училища перекидывал легко из руки в руку свой шарик, а потом сказал профессору: «Лови!» – и кинул ему, как пушинку, металлический шарик. Профессор подставил руку, чтобы поймать, но шарик оказался слишком для него тяжелым. Рука профессора не удержала шарик и он ударил его ниже живота. Тогда скрючился профессор от боли, а начальник училища ему сказал: «Ну что же ты? я же сказал – лови!»
Находясь в Каахкинском пограничном отряде, дождался я прибытия курсантов, которые ехали поездом на стажировку в пограничные отряды со своими руководителями. Во время стажировки курсантов я по пограничным отрядам сильно не разъезжал, ведь для руководства и обменом информацией об обстановке существовала телефонная связь. Пограничный округ своими отрядами охранял государственную границу протяженностью более 1000 км: от Каспийского моря до Памира включительно. Поэтому я выбрал Каахкинский пограничный отряд, когда-то мой родной, там я расположился и оттуда осуществлял руководство стажировкой курсантов через руководителей при учебных взводах. Каждый понедельник я лично по телефону докладывал обстановку начальнику пограничного училища.
Будучи в то время в управлении округа, я встретился с начальником штаба Среднеазиатского пограничного округа генерал-майором Грибановым. Он мне довел свои пожелания в подготовке курсантов как будущих офицеров. Я знал генерал-майора Грибанова, когда он был еще подполковником, – моим преподавателем во время учебы в Военной академии им. М.В. Фрунзе. Поэтому у нас были приятные воспоминания о тех временах.
Побыл и посмотрел я на свой бывший Каахкинский пограничный отряд, в котором я прослужил четыре года. Знакомых офицеров никого там не осталось. Только там я встретился с тремя знакомыми прапорщиками: прапорщиком Тягний, прапорщиком Чекан-Назаром и прапорщиком Омельченко.
Далеко не отрываясь от Каахкинского пограничного отряда, я, во время стажировки, тогда посетил курсантов в Бахарденском пограничном отряде, потом поехал в г. Мары, там стажировались курсанты на учебном пункте в межотрядной школе сержантского состава. Новый, 1991, год встретил я в Марах.
В Марах, кроме МОШСС, дислоцировался пограничный вертолетный полк. Я узнал, что командир вертолетного полка лично вылетает в Тахтабазарский пограничный отряд и я попросился к нему на вертолет. Вместе с ним мы, где-то за полтора часа, долетели до Тахта-Базара. В Тахтабазарском пограничном отряде я встретился с руководителем стажировки курсантов, узнал, как у них проходит стажировка; побывал в расположении учебного пункта, солдаты и курсанты там проживали в палатках. Я двое суток находился в пограничном отряде.
Тогда, в начале января 1991 года, в Туркмении были сильные морозы, доходившие до минус 25 градусов. Отопление работало слабо, для обогрева помещений использовали электрические радиаторы. В пограничном отряде, в офицерской гостинице, я тоже мерз от холода, не помог даже радиатор. Нагрузка на электричество в отряде была большая, поэтому без конца выбивало на трансформаторе.
С Тахта-Базара в Каахка я добирался поездом Кушка – Ашхабад. В вагоне, при поездке, я почти не сидел, а все время ходил по вагону: очень было холодно в вагонах, потому что почти в каждом вагоне были выбиты стекла в окнах и весь холод с улицы заходил в вагоны. Вот и приходилось от холода ходить людям по вагону. А ехать до Каахка поездом надо было часов шесть или семь.
В Каахкинском пограничном отряде тоже было ЧП от холода: разморозились трубы отопительной системы. Ведь там холода бывают редко и трубы были голые, не утеплены, вот вода в них замерзла и трубы в некоторых местах полопались. Днем и ночью солдаты и прапорщики ходили с факелами и разогревали трубы. Вот тогда, при проведении сварочных работ, и обнаружили ломы в трубах офицерских домов в подъездах. Я ранее говорил, что было прохладно в наших квартирах, когда я служил лейтенантом в этом пограничном отряде. Причину выявили только в январе 1991 года.
Моя миссия на стажировке курсантов была выполнена, – стажировка курсантов была организована и шла полным ходом, о чем я доложил начальнику училища и он мне разрешил возвращаться в училище. Я вылетел самолетом с г. Ашхабада где-то 5-го или 6-го января 1991 года и через три часа был в Алма-Ате.

Отредактировано nikolay (2018-02-28 20:50:36)

В январе 1992 года предстояла стажировка курсантов 4-го курса в войсках. Но в распоряжении Пограничных войск Казахстана остался только Восточный пограничный округ. Туда весь учебный батальон 4-го курса посылать было невозможно, так как оставалось в составе округа всего пять или шесть пограничных отрядов, а это 100-120 пограничных застав. Поэтому 400 человек курсантов 4-го курса распределяли для стажировки куда только можно: и на заставы, и в подразделения пограничных отрядов, даже некоторые курсанты проходили стажировку в подразделениях пограничного училища и нашего полевого учебного центра.
С 1-го февраля 1992 года все курсанты училища были отпущены на двухнедельные каникулы. А с офицерско-преподавательским составом в это время проводились учебно-методические сборы в полевом учебном центре (ПУЦ). В оставшиеся последние пять дней сборов проводились с офицерским составом командно-штабные учения на тему: «Мотострелковый полк в обороне». По расчетам был сформирован полковой коллектив офицеров управления полка и подчиненных подразделений. Командиром полка на КШУ был назначен я, видать по рекомендации начальника учебного отдела полковника Таратуты П.В., чтобы я покорячился и в ожидании того, что я не справлюсь с этой работой и меня будет за что ущемить.
В день начала КШУ, в 08.00, главным посредником мне было вручено тактическое задание, в котором была изложена вся исходная обстановка и приказ командира дивизии на переход нашего мсп (мотострелкового полка) к обороне; в задании были указаны все временные показатели. После получения тактического задания, его изучения и нанесения исходной обстановки на рабочую карту командира полка, я со своим штабом приступил к работе. В первую очередь я разработал расчет времени на организацию обороны полка, и, в соответствии с этим расчетом, штаб и все службы полка начали готовиться к обороне. Начальник штаба получил от меня предварительные распоряжения по организации разведки, связи, ЗОМП, инженерного обеспечения и подготовку для командира полка предложений для принятия решения на оборону; командирам батальонов, подчиненных и приданных подразделений я также отдал предварительные распоряжения, и работа закипела.
После отдачи предварительных распоряжений я приступил к принятию решения. К этому времени штаб мне предоставил все предложения для решения. Принимая решение на оборону, я поочередно заслушивал предложения должностных лиц: начальника разведки полка – о наступающей группировке, возможном характере и способам действий противника; заслушал начальника штаба полка – о возможностях штатных и приданных полку подразделений, а также возможное соотношение сил и средств сторон; заслушал командира артиллерийского дивизиона – предложения по использованию артиллерии в обороне. Аналогичным образом я заслушивал и других должностных лиц полка, их предложения, задавал им вопросы, на которые некоторые затруднялись мне ответить. Поэтому некоторых офицеров пришлось водить носом и склонять за плохую подготовку к учениям.
Доклад решения командира полка на оборону командиру дивизии был назначен на 11.00 первого дня КШУ. В роли командира дивизии выступал руководитель КШУ (полковник Таратута П.В., присутствовали при заслушивании командира полка и три или четыре старших посредника на учениях (начальники кафедр). Доклад решения на оборону полка мне надо было докладывать по карте-решении, которую за это короткое время надо было оформить в цветах и красках. Карта большая – склейка из 20-ти листов топографических карт. Я с офицерами штаба успел ее оформить. За 10 минут до начала доклада, оформленную карту-решение мы вывесили в классе, где предстояло мне докладывать. В класс были приглашены все офицеры, задействованные на КШУ и ровно в 11.00 началось заслушивание командира полка.
Руководитель учения потребовал доложить ему не все решение (на это потребовалось бы больше часа), а только первый пункт решения – Замысел действий на оборону. Я четко и аргументированно доложил Замысел действий, затем ответил на все вопросы руководства учениями, обосновывая свои ответы.
После принятия и доклада решения на оборону, по моему расчету времени – предстояла рекогносцировка, при проведении которой тоже должно присутствовать руководство учениями.
Что такое рекогносцировка? – это работа командира полка на местности с командирами подчиненных и приданных подразделений по уточнению решения и постановке задач подчиненным.
Я поставил задачу штабу полка разработать план рекогносцировки; после разработки и уточнения я этот план утвердил. Выезд на рекогносцировку был запланирован на 15.00 (после обеда).
По плану рекогносцировку я должен проводить на пяти точках. Первая точка – в районе развертывания полковой артиллерийской группы, которая должна развернуться на огневых позициях, удаленных на 5-6 км от переднего края обороны нашего полка; вторая точка – в районе предстоящей обороны 2-го эшелона полка (танкового батальона - тб); третья точка – в районе предстоящей обороны 3 мсб (3 мотострелковый батальон); четвертая точка – в районе предстоящей обороны 2 мсб; пятая точка – в районе предстоящей обороны 1 мсб.
На рекогносцировку я вывез, на двух крытых автомашинах ГАЗ-66, всех необходимых должностных лиц и командиров подчиненных подразделений. Выехали на первую точку – в район развертывания полковой артиллерийской группы (ПАГ).
По прибытию на первую точку я всех спешил и построил в две шеренги; объявил оперативное время (в соответствии с планом рекогносцировки) и довел, что мы прибыли все на точку номер один в район развертывания ПАГ. Вызвал и поставил перед строем командира ПАГ, затем потребовал от него провести топографическое и тактическое ориентирование (у всех должностных лиц были рабочие карты нашего района боевых действий). По окончанию доклада, мне пришлось во многом поправить командира ПАГ и уточнить, с использованием карты и местности, точное расположение на местности позиций артиллерийской группы. Я затем указал на местности, кто будет находиться впереди ПАГ, кто соседи справа и слева, где должен находиться КНП (командно-наблюдательный пункт) командира ПАГ. Порешав эти вопросы, мы закончили работу на первой точке и передвинулись на вторую – в район обороны 2-го эшелона полка (тб). Методика работы на второй точке была аналогична первой. Здесь я дополнительно показал на местности с использованием местных предметов район обороны танкового батальона; показал рубеж и направление его контратаки. Все поняли, и мы переехали на третью точку – в район обороны 3 мсб, который должен будет обороняться на правом фланге полка в первом его эшелоне.
На третьей точке я потребовал от командира 3 мсб провести топографическое и тактическое ориентирование. После доклада, я до офицеров довел, что 3 мсб переходит к обороне на самом правом фланге полка. Указал на местности тремя объектами район его обороны; уточнил прохождение переднего края обороны. Обратил внимание командира 3 мсб на прикрытие огневыми средствами правого фланга и промежутка с соседом справа.
На этой же точке вызвал начальника инженерной службы полка и показал на местности места оборудования ППТМП (противопехотных и противотанковых минных полей) перед районом обороны 3 мсб.
Работа на 4- и 5-й точках была такая же, как и на третьей. Проводя работу на точках во время рекогносцировки, я там же каждому командиру отдавал боевой приказ, исходя из принятого мной решения на оборону полка. На этом работа в поле с должностными лицами полка закончилась, ми возвратились в классы полевого учебного центра продолжать работу по организации обороны полка.
Важный этап в организации обороны полка – это организация взаимодействия и всестороннего обеспечения боевых действий. Организацию взаимодействия по расчету времени я назначил на 18.00 этого же дня. Руководство командно-штабными учениями решило послушать и оценить мою работу по организации взаимодействия на период ведения оборонительного боя полком.
Опять, в 17.50, все должностные лица были собраны в классе. Для организации взаимодействия я поновой вывесил свою рабочую карту (склейка из 20 листов), и, по прибытию руководящего состава учениями, приступил к организации взаимодействия. Это сложная работа для любого командира. С этой работой не каждый преподаватель мог справиться. Я не зря заканчивал Военную академию им. М.В. Фрунзе, учился тогда упорно, не зря тер брюки. Поэтому я ничего не забыл, хотя и прошло к тому времени 14 лет после ее окончания.
Я решил провести организацию взаимодействия показательно не только для офицеров-преподавателей, но и для руководства учениями. Думаю, что и они у меня чему-то поучились.
Я решил организовывать взаимодействие на период ведения обороны полком двумя методами: методом отдачи указаний подчиненным командирам и методом розыгрыша тактических эпизодов с заслушиванием порядка действий подчиненных командиров, а там, где второй метод шел слабо, то использовал эти оба методы комбинировано.
Организация взаимодействия на научном уровне – это умение командира моделировать динамику самого оборонительного боя полка в зависимости от возможных вариантов действий противника и реагирование командира даже на незначительные изменения в обстановке. Взаимодействие я организовывал по времени, месту и рубежам; установил сигналы действий как по радио, так и по зрительным сигналам. И все очень хорошо получалось. Сначала я довел до должностных лиц полка все сигналы взаимодействия и порядок действий по ним. А затем приступил к розыгрышу тактических эпизодов и начал заслушивать доклады командиров о порядке их действий. Аналогичным образом, доводил до подчиненных командиров сигнал, а затем поочередно заслушивал порядок их действий. Например, по радио мной передан сигнал «Удар-2». И тут же я задаю вопрос командиру полковой артиллерийской группы: «Командир ПАГ, каковы действия артиллерии полка?» Командир ПАГ отвечал: «По сигналу «Удар-2» ПАГ начинает вести сосредоточенный огонь (СО) по живой силе противника, пытающейся преодолеть наши минно-взрывные заграждения по проделанным проходам». Подавал, например, следующий сигнал: «Раскол-1», подымал командира танкового батальона и заслушивал его доклад: «При получении сигнала «Раскол-1», танковый батальон вывожу на рубеж контратаки № 1, развертываю в боевой порядок и провожу контратаку в таком-то направлении с целью уничтожения вторгшегося противника», – отвечал командир танкового батальона.
Еще я подавал сигналы и доводил тактические эпизоды, касающиеся одновременных действий нескольких соседних подразделений и заслушивал поочередно их командиров по порядку действий. Если что не шло или командиры путались, я переключался к отдаче указаний по порядку действий этих подразделений.
Посредники при моих подчиненных командирах (начальники военных кафедр) при организации мной взаимодействия были восхищены и удивлены. На перерыве один из старших посредников подошел ко мне и спросил: «Николай Николаевич, как это вам так блестяще удалось провести эту работу, не используя ни конспекта, ни записей под рукой?». Я ответил, что надо работать. У меня все сигналы были записаны на моей рабочей карте, как и должно быть у командира полка, я их все запомнил.
На этом первый день КШУ и закончился.
На второй день все звенья управления полка были рассажены по разным классам, установлена была проводная и радиосвязь с командиром полка, и посреднический аппарат приступил к работе путем последовательного доведения различных тактических вводных до всех звеньев управления. После этого пошла работа командиров по управлению подчиненными подразделениями в ходе динамики боя. Третий день учений прошел таким же образом.
По окончанию учений, руководитель КШУ и посредники провели разбор учений. Руководитель КШУ полковник Таратута П.В., естественно, воздержался от правильной и положительной оценки моей работы, как командира полка на этих учениях, но зато старшие посредники очень положительно отозвались о моей работе. Цели КШУ были достигнуты. Все офицеры-преподаватели и офицеры учебных батальонов усовершенствовали свои командирские навыки по организации боевых действий и управлению подразделениями в оборонительном бою.
После зимних каникул, которые были с 1-го по 14-е февраля, учеба на 4-м курсе продолжилась.
В апреле 1992 года планировались 3-х суточные двусторонние батальонные тактические учения курсантов 3-го и 4-го курсов. Разработку материалов учения начальник кафедры полковник Татьянин В.Л. поручил нашему курсу, – непосредственно подполковнику Лазоренко Ю.П.
По замыслу тактические учения с курсантами планировалось проводить в нашем полевом учебном центре, в песках Муюнкум.
Учения начались 17 апреля 1992 года. В район самих учений учебные батальоны выдвигались двумя разными маршрутами. К вечеру первого дня учений, учебный батальон 3-го курса остановился и перешел к обороне на своем рубеже; учебный батальон 4-го курса занял исходный район, расположился там и готовился с утра, 18 апреля 1992 года, перейти в наступление на обороняющегося «противника». Я тогда был посредником при командире батальона 4-го курса, контролировал и направлял работу командира батальона.  С нашего района расположения до «противника» было 1,5 км.
На учениях должны были использоваться имитационные средства: сигнальные патроны различного огня, холостые патроны к автоматам и пулеметам, взрыв-пакеты, дымовые шашки и т.д. Имитационные средства получались на складе АТВ полевого учебного центра.
С использованием этих имитационных средств у нас на учениях могли бы совершиться чрезвычайные происшествия, если бы я, и мои преподаватели, своевременно не остановили их выдачу и произвели изъятие. Дело в том, что за получением имитационных средств послали на склад АТВ прапорщика (старшину учебного батальона) и там ему на складе АТВ (тоже прапорщик), вместо холостых патронов для автоматов, выдал боевые патроны с трассирующими пулями. Выдача имитационных средств личному составу курсантов в подразделениях учебного батальона проводилась вечером с использованием фонарей. Все было выдано личному составу, в том числе и по одной пачке боевых патронов каждому курсанту. Курсанты начали снаряжать магазины этими боевыми патронами, чтобы с утра двинуться в атаку на «противника». В темноте, при снаряжении магазинов, курсантам было не понять, какие это патроны, – по форме они не отличаются друг от друга – боевой это или холостой. В холостых патронах только пластмассовые пули, которые при выстреле разлетаются на мелкие кусочки. Хорошо получилось, что при снаряжении магазинов в одной из рот, подполковник Толкунов С.В. (мой подчиненный посредник), будучи с фонариком выявил, что это были боевые патроны с трассирующей пулей и немедленно с тем курсантом подошел к моей палатке. Я посмотрел, – и точно это были боевые патроны с трассирующей пулей. Я дал команду всем командирам немедленно прекратить выдачу патронов личному составу, а кому выдали – немедленно все изъять и сдать старшине учебного батальона для сдачи на склад АТВ и получения новых, уже холостых. Об этом событии я доложил руководителю учений.
А что бы могло случиться утром? Наш учебный батальон с утра перешел бы в наступление и открыл бы огонь по обороняющемуся «противнику». «Противник» получили бы в итоге учения боевые потери. По чистой случайности нам с вечера удалось выявить боевые патроны, которые по халатности начальника склада АТВ были выданы на наши учения.
Дальнейшие действия на учениях прошли по запланированному сценарию и закончились без всяких происшествий.
Какие события происходили в Казахстане в 1992 году?
В соответствии с принятой Деклараций «О государственном суверенитете Республики Казахстан», государственным языком вводился казахский язык. Государственный язык – язык государственного управления, законодательства, судопроизводства и делопроизводства, действующий во всех сферах общественных отношений на всей территории Республики Казахстан.
После принятия ряда законов в Республике Казахстан, офицеры-преподаватели заволновались: что же тогда делать, если будет введен государственный язык в обучение курсантов училища? Шли разные споры. Я помню, как однажды офицеры-преподаватели ехали училищным автобусом и вели разговоры между собой по этому поводу. Я сидел рядом с полковником Великосельским А.Н. и сказал ему: «Что же мы будем делать, если введут в обучение курсантов казахский язык?» В автобусе с нами ехал один единственный казах – подполковник Галеев С.Г. Он как услышал мой вопрос, так сразу завопил на весь автобус: «А что вы считаете, полковник Штаченко, нам может быть надо ввести государственный язык английский?». Я посмотрел на него и увидел, что он готов был зубами мне в глотку вцепиться, – вот так он боролся за свой казахский язык, несмотря на то, что он был в одиночестве.
Казахстан на то время (на 1992 год) насчитывал всего 16 млн. чел., из них, казахов было только 8 млн. чел., а остальные – русские, украинцы, белорусы и многие другие народности. В то время только в Алма-Ате проживало 40 тыс. немцев. Вокруг Алма-Аты, в таких поселках, как Илийский, Чапаево, Комсомол, Каскелен, – в основном проживали советские немцы. Казахов в этих поселках проживали единицы. Почему я это знаю? Да потому что, проводя занятия вблизи этих поселков, на перерывах мы читали на близлежащих кладбищах, кто захоронен, – на надгробных памятниках написаны были только немецкие фамилии.
Еще до развала Советского Союза в Казахстане процветал национализм. Казахи даже на бытовом уровне, отвечая на недовольство русских, говорили: «Если вам здесь плохо, то уезжайте в Россию» или, – «уезжайте на север», подразумевая Россию. При поступлении в высшие учебные заведения преимущество предоставлялось казахской молодежи, – сдавал абитуриент-казах все вступительные экзамены на «удовлетворительно» и его зачисляли.
Помню, как при проведении выборов в местные органы власти, еще в советское время, в бюллетене тогда была только одна фамилия, – фамилия казаха. Не говоря уже о таких должностях, как прокурор, следователь, – они были заняты, в основном, казахами. В то время я читал одну статью в газете «Казахстанская правда» и там писалось, что каждый чабан мечтает о том, чтобы его сын был прокурором или следователем.
На кафедрах в высших учебных заведениях: если заведующий кафедрой был казах, то весь преподавательский состав был исключительно из казахов, других почти не было. На кафедрах создавалась такая невыносимая обстановка, что русские преподаватели были вынуждены уходить.
Все офицеры Алма-атинского Высшего пограничного командного училища были прикреплены к поликлинике КГБ, которая находилась в городе. Приходилось там часто проходить медосмотры, разные профилактические лечения. Я там слышал, как одна врач-казашка говорила: «Мы хотим, чтобы весь медицинский персонал поликлиники состоял из одних казахов, что, – это разве плохо?»
В 1992 году в Алма-Ате проходило много различных научно-практических конференций, на которых участвовал и Президент Н.А. Назарбаев. Представители русско-язычного населения ему задавали вопросы о нецелесообразности введения казахского языка, как государственного. Мне тогда нравились его убедительные ответы на эти вопросы. Хорошо помню, как он отвечал: «Товарищи, русский язык – он есть государственным языком РФ, он там развивается и никогда не исчезнет с языковой арены, не отомрет; а что делать с казахским языком? Его же не введешь государственным языком ни в Турции, ни в Узбекистане или еще где. Поэтому, если мы не введем его, как государственный язык в Казахстане, – он отомрет и исчезнет». Да, это били убедительные объяснения. Не в сравнении с объяснениями наших украинских государственных руководителей. Наши объясняли очень тупо. К примеру, вот наше государство – Украина, значит и язык государственный должен быть украинским. Вот и все их доводы. Не могли и не умели обосновывать и правильно отвечать: «Может быть давайте введем украинский язык, как государственный, в Канаде, Польше или еще где-то? Иначе он исчезнет». Это не доходило.
В 1992 году с нашего пограничного училища выпускалось человек 20 курсантов-казахов. Преподавателей казахов в нашем училище было пять или шесть человек. Вот они и настраивали курсантов, в том числе и подполковник Галеев, чтобы они на курсовых и государственных экзаменах отвечали на казахском языке.
Заместитель начальника кафедры ОВД полковник Андреев В.А. нам, преподавателям-тактики юмористически объяснял, что если будут курсанты отвечать на экзаменах на казахском языке, то пусть отвечают. «А вы на экзаменах внимательно слушайте этих курсантов, а после ответа говорите: вам, товарищ курсант, – «отлично!» Но, при приеме курсового и государственного экзаменов по нашей дисциплине, таких случаев не было.
При выпуске с пограничного училища курсантов 4-го курса, в 1992 году, выпускалось 52 человека уроженцев с Украины. Поэтому, накануне выпуска курсантов, прибыли и представители Пограничных войск Украины за этими выпускниками. С Киева приезжал представитель управления кадров ПВ Украины подполковник Папуша. Он агитировал и преподавателей, выходцев с Украины, переводиться в Пограничные войска Украины, так как в декабре 1992 года должен открываться Институт Пограничных войск Украины и будут нужны опытные офицеры-преподаватели. Группа офицеров с разных кафедр, не захотевших служить Казахстану, написали рапорта на имя Командующего ПВ Украины с просьбой о переводе. Я тоже написал рапорт и передал его представителю управления кадров ПВ Украины. Рапорта написали в конце июня 1992 года. Только с нашей кафедры написали рапорта три офицера: я, подполковник Лазоренко Ю.П. и подполковник Морозов И.В.
Вопрос о переводе никак не решался. Вызовы с Киева о переводе офицеров-преподавателей пришли где-то через месяц, но мы об этом не знали, так как вызовы пришли в Комитет национальной безопасности Республики Казахстан и они их положили на стол под сукно и не давали ходу. С Киева, с управления кадров ПВ, запросы повторяли по нескольку раз, и только в декабре 1992 года было нам дано добро.
Мы с женой долго думали, что же нам делать: ехать или оставаться в Казахстане. Срываться с насиженного места было как-то страшновато. Я жене сказал: «Выбирай сама: как решишь, так и будем делать?» Она сказала: «Давай переводись в Пограничные войска Украины». В Алма-Ате мы переживали незначительные землетрясения, последнее было, кажется, в 1990 году, силою в 6 баллов; все мои были сильно напуганы. А живя в Алма-Ате, постоянно находились в ожидании землетрясений. К этому еще добавлялся национализм казахов и мы не видели хорошего будущего для своих дочерей. Поэтому все согласились переезжать на Украину.
После приема государственных экзаменов на 4-м курсе, я пошел в очередной отпуск, который проводил в Алма-Ате. После отпуска начальник кафедры определил меня на 1-й курс на должность освобожденного старшего преподавателя. А председателем ПМК 1-го курса был назначен полковник Алдамжаров Ш.К., кандидат военных наук, который два года назад, до этого, как закончил адъюнктуру в Москве.
Контингент курсантов 1-го курса резко изменился. Более 70% набрали на 1-й курс курсантов-казахов. Вот тут и пошли все трудности с обучением. Помню, как шло обучение курсантов на 1-м курсе, и почти на всех занятиях. Приходилось подолгу объяснять учебный материал для курсантов всей учебной группы, а по окончанию объяснения некоторого теоретического положения, я спрашивал курсантов: «Всем понятно?» Несколько курсантов отвечали: «Нам не понятно». Мне приходилось по новой объяснять; по окончанию спрашивал: «Теперь всем понятно?» Опять те же самые говорили: «Нам не понятно». И опять приходилось объяснять это положение. Объяснял, объяснял пока не подходил и конец занятий. Так что приходилось не укладываться в доведении всего учебного материала в выделенное расписанием занятий время. Потому что, если многим курсантам не понятно, то надо объяснять до тех пор, пока всем станет ясно.
В декабре 1992 года наконец-то мне и другим офицерам разрешили перевод в Пограничные войска Украины. Я помню, как меня руководство кафедры и училища уговаривали остаться, предлагали возглавить кафедру вооружения и стрельбы, но я настоял на своем. Надо было оформить мой перевод в законном порядке. Нам сначала предложили написать рапорта с просьбой о переводе. Я тоже написал рапорт на имя начальника кафедры ОВД с просьбой ходатайствовать о моем переводе. Полковник Татьянин В.Л. на моем рапорте написал, что целесообразно переводить меня после окончания учебного года. Понес я этот рапорт на подпись к начальнику училища (был уже полковник Асылов, казах), он мне ответил, что начальник кафедры написал, что нужно разрешить перевод в конце учебного года, и он по-другому изменить не может. Если начальник кафедры напишет, что он не возражает сейчас на перевод, то вопросов не будет. Предложил мне написать другой рапорт и идти вновь к начальнику кафедры.
А что значило разрешить мне перевод после окончания учебного года? Это не по окончанию астрономического года. Учебный год заканчивался в конце июля месяца 1993 года, после сдачи курсовых экзаменов.
Офицеров-преподавателей – одного с военно-технической кафедры, другого с кафедры гуманитарных дисциплин – их начальники кафедр дали добро без всяких условностей. На нашей кафедре подполковнику Лазоренко Ю.П. и подполковнику Морозову И.В. полковник Татьянин В.Л. дал добро сразу, а меня решил притормозить. После того, как полковника Татьянина В.Л. упрекнул в такой предвзятости начальник кафедры военно-технической подготовки, полковник Ильин, говоря, что у офицера сейчас решается его дальнейшая судьба. Вот только тогда он написал на другом моем рапорте, что не возражает и меня, после этого, начали рассчитывать во всех службах училища. Мне выдали все аттестаты, требования на дорогу, требования на контейнер для перевозки вещей и предписание на перевод в Пограничные войска Украины.
Перед отлетом на Украину мы с женой собрали все вещи и подготовили мебель для перевозки на квартиру моей тещи. На одно из воскресений я заказал в училище автомобиль ЗИЛ-130 и перевез все вещи и мебель к своей тещи. Мне оказывали помощь два офицера с нашей кафедры. Квартира моя оставалась пустая.
Подполковник Лазоренко Ю.П. уехал на Украину раньше меня. Подполковник Морозов И.В. собирался ехать в феврале1993 года вместе с подполковником Ищенко Д.В. (с кафедры гуманитарных дисциплин). Я рассчитывался в одно время с подполковником Скорняковым Виктором (он с кафедры кинологии), и мы решили вместе лететь самолетом на Киев. Взяли мы билеты на один рейс, на 3 января 1993 года.
Настало время мне уезжать на Украину. Я приготовил необходимую военную форму одежды, которую решил взять с собой. Рано утром, 3-го января, я встретился на аэровокзале с подполковником Скорняковым и мы стали ожидать регистрации на наш рейс на г. Киев. Подошло время регистрации, а она не начиналась, уже подходило время посадки, а на регистрации никаких движений. В справочном бюро уточнили обстановку. Оказывается, на Киев никто кроме нас не собирался лететь; оказывается, такое положение было и до нашего рейса, поэтому рейсы на Киев вообще отменялись. Что нам оставалось делать? Решили сдать эти билеты и лететь на Киев через Москву. Билеты мы сдали, а на Москву взяли только на 10-е января. Поэтому мы возвратились по своим домам.
Настало время уезжать. Семья оставалась на некоторое время в Алма-Ате. Дочь Лена училась на 2-м курсе энергетического института, дочь Анжелика училась в 8-м классе, и им надо было доучиться до конца учебного года.
10-го января 1993 года мы вместе с подполковником Скорняковым Виктором улетели аэробусом на Москву, прибыли удачно и, пересидев ночь в аэропорту, утром, 11-го января 1993 года, улетели самолетом на Киев.