Распорядок дня в пограничном училище для курсантов был такой.
Подъем в 07.00; физзарядка – 30 мин. Дальше – умывание, заправка коек и начинался утренний осмотр. На утреннем осмотре курсовой офицер (или заместитель командира учебной группы) проверял внешний вид: состояние прически, бритье, чтобы были подшиты белые подворотнички, наличие расчески, носового платочка, начищены ли сапоги, поглажено ли обмундирование. У кого были выявлены недостатки, то давалось минимум времени на их устранение. После утреннего осмотра, а это примерно 08.20, строем нас вели командиры в курсантскую столовую. За минут 20 завтракали и в 08.45 – развод на занятия. Опять построение, проверка состояния командирских сумок: наличие тетрадей, учебников, авторучек, командирских линеек, цветных карандашей, терок (резинок), компасов, курвиметров и т.д. Ровно в 09.00 – начало занятий, по 6 часов каждый день, в том числе и в субботу. Конец занятий – в 14.10 или 14.20. Обед с 14.30 до 15.00. После обеда – 30 мин свободного времени. С 15.30 до 16.00 – чистка оружия. И с 16.10 до 19.00 – самостоятельная подготовка к занятиям на следующий день. С 19.10 до 20.10 (1 час) – спортивно-массовая или политико-воспитательная работа. Последние два мероприятия чередовались через день. Ужин начинался в 20.30.
С 21.00 до 22.30 – свободное время. Тут каждый занимался своим делом: кто письма писал, кто читал художественную книгу, кто приводил свою форму в порядок и т.д.
В 22.30 начиналась вечеряя прогулка перед сном. Строем ходили по территории и пели строевые песни.
В 22.50 начиналась вечерняя поверка: в группах осуществлялась фамильная перекличка, проверка наличия курсантов, все ли на месте, не убежал ли кто в самоволку. И ровно в 23.00 – отбой. Сон был до 07.00 – всего 8 часов, вполне достаточно.
Курсантское питание.
Курсанты были обеспечены трех разовым горячим питанием в соответствии с раскладкой продуктов на неделю. За каждым дивизионом (курсом) в столовой закреплялась определенная часть зала и одна официантка, которая с рабочими по столовой, из числа солдат, накрывала столы для курсантов. После приема пищи они же и убирали столы. В отличие от солдатских столов (там посуда была алюминиевая) в курсантской столовой использовалась фарфоровая посуда: тарелки и чашки.
На завтрак всегда подавалось второе блюдо. К установленному распорядком дня часу официантки накрывали столы. За каждой учебной группой были закреплены свои столы. За стол садилось по четыре курсанта. Кроме второго блюда, которое подавалось в тарелках, на столе в отдельной тарелке лежало по четыре варенных яйца, по одному на каждого курсанта; в блюдце было масло на четверых, а также сахар в сахарнице, то же на четверых, и хлеб. Я любил, когда утром на завтрак подавали плов, наедался и сытно себя чувствовал, – легко было терпеть до обеда. Еще я любил, когда на завтрак подавалась гречневая каша с мясом. Подавали на завтрак и молочную кашу с вермишелью или с рисом, и манную кашу. Масло намазывалось на кусок хлеба, этот кусок хлеба ели и запивали чаем. Чай подавался на столы в железных чайниках.
На обед подавалось три блюда. На первое подавали – на каждый стол – борщ в кастрюлях или какой-то суп на четверых; на второе – разные блюда; в течение недели подавали и гречневую кашу с мясом, и перловую кашу, и овсяную кашу, и плов и т.д., на третье блюдо – компот, кофе или какао.
На ужин подавалось второе блюдо, масло на четверых, хлеб и чай. На второе блюдо подавала какую-то кашу с мясом, часто – картофельное пюре с селедкой или с жареной рыбой. Картошку чистили солдаты и делали много отходов, поэтому картофельное пюре из-за малого количества картофеля получалось жидкое и мало его было в тарелке. Кусочек селедки или кусочек жареного хека мало придавали насыщения. После такого ужина до отбоя (до 23.00) приходилось проголодаться. У кого были деньги, те ребята, в буфете, дополнительно что-то покупали: печенье, банку сгущенки и другое, чтобы насытить свой желудок.
Хорошо было, когда наступали праздники. В эти дни много ребят шло в увольнения, а в столовой готовилась вкусная еда, во вторые блюда дополнительно додавалась колбаса – типа мясной сардельки длиной сантиметров по 10-15. За столами оставалось по два человека и съедали все вкусное, что подавали на четверых.
А теперь об изучаемых дисциплинах.
В нашем Алма-атинском Высшем пограничном командном училище был физико-математический профиль. Нам командиры говорили, что такой диплом, возможно, пригодится для будущей гражданской жизни. Четыре года мы изучали высшую математику, после окончания каждого курса проводился по ней курсовой экзамен, она выносилась даже на государственный экзамен.
Общая физика изучалась первые три года; каждый год в конце курса обучения проводился зачет или курсовой экзамен, последний, итоговый, экзамен был в конце 3-го курса, я сдал его на "отлично".
Химию в пограничном училище мы то же изучали, она нам преподавалась один год – на 1-м курсе.
Конечно, важным предметом в пограничном училище была история КПСС. Ее мы изучали 2 года (на 1-м и 2-м курсах), итоговый экзамен я сдал на «хорошо».
Еще, с гуманитарных дисциплин, в пограничном училище изучались: на 2-м курсе – марксистско-ленинская философия, военная педагогика и военная психология, этика и эстетика; на 3-м курсе – политическая экономия и партийно-политическая работа, на 4-м курсе – научный коммунизм, – так распределялись общественные науки в процессе учебы.
Физическая подготовка, как учебная дисциплина, тоже включалась в плановые занятия, проводились занятия все четыре года и был даже по ней государственный экзамен – кросс 3 км и гимнастика. Кроме того, все 4 года изучались военные и специальные дисциплины, такие как: служба и тактика пограничных войск, специальная дисциплина, войсковое хозяйство, тактическая подготовка, ОМП и защита от него, военно-инженерная подготовка, военно-техническая подготовка, военная топография, артиллерия, военная история, автомобильная подготовка, конная подготовка, огневая подготовка.
По социально-экономическим, гуманитарным и военным дисциплинам проводились сначала лекции, потом групповые или семинарские занятия; по военным и профессиональным дисциплинам, кроме того, проводились практические занятия как в специализированых классах, так и в полевых условиях; проводились ролевые игры, и практические занятия по методике обучения. В конце каждого учебного года с курсантами 3-го и 4-го курсов проводились двусторонние тактические учения
Досуг курсантов в училище.
Каждую субботу и воскресенье, по вечерам, в клубе училища нам показывали художественные кинофильмы. Иногда, по воскресеньям, приглашались артисты, которые рассказывали о своем творчестве и давали концерты. Выступали перед нами и художники, и писатели. Наш учебный дивизион имел своих шефов – педагогический институт, и учебные группы взаимодействовали. Учебные группы нашего дивизиона периодически выезжали в педагогический институт – там много училось девушек – на вечера отдыха. Там организовывались танцы, наши курсанты знакомились со студентками. Затем были ответные приглашения, и девушки – студентки шефских групп приглашались к нам в училище на наши вечера отдыха.
Для досуга курсантов, по субботам, организовывались и проводились вечера отдыха в большом зале клуба училища. На эти вечера так же приглашались знакомые девушки с города, которых пропускали по пригласительным билетам. Если организовывали вечер отдыха старшие курсы (3-й, 4-й курсы), то туда курсантов 1-го и 2-го курсов они не пускали. На вечерах отдыха играли свои самодеятельные музыканты, были и свои певцы. В основном были танцы.
На вечерах отдыха отдельными группками стояли девушки – дочери офицеров, их сразу было заметно. У них такой был недоступный, горделивый вид, что и приглашать на танец такую девушку простой курсант не решался. К ним было не подступиться, – не с каждым курсантом она еще и пойдет танцевать. Обычно возле них крутились курсанты – сыновья офицеров, которые среди массы остальных курсантов выделялись: вели себя высокомерно, заносчиво, показывали себя всезнающими.
Не любил я дамские танго, исполняемое на вечерах отдыха. Потому что часто меня приглашали такие девицы, которые мне не нравились своей внешностью и, единственный способ освободиться от них, – это уйти с зала и в этот вечер больше не появляться.
Отпускали курсантов в увольнения с выходом в город – по субботам и воскресеньям. Зимой в городе делать было нечего, а летом, – там красивые парки отдыха, особенно парк им. Горького. Но маловато было времени в городском отпуске. Так как в субботу отпускали с 18.00 до 23.00, а в воскресенье – с 15.00 до 23.00. Пока доедешь до парка, – а это целый час времени, да на возвращение еще час, – тут и от увольнения уже ничего не оставалось. Вот и маловато. На 3-м курсе я ходил в увольнения всего лишь 2 раза: один раз – осенью, а второй раз – весной. Поэтому и запомнил счет.
В часы спортивно-массовой работы курсанты (после самостоятельной подготовки), кто усиленно занимался спортом, – шли заниматься в спортивные секции в спортзал или в плавательный бассейн, а остальные, – организованно, под руководством курсовых офицеров, в зависимости от графика, – шли на гимнастический городок или на стадион и занимались гимнастикой или отрабатывали беговые упражнения.
Кроссовая подготовка, плавание и гимнастика, а зимой, –лыжная подготовка, – отрабатывались и в часы плановых занятий. Плановые занятия по всем дисциплинам проводились парами (по 90 мин).
Всякие соревнования проводились по воскресеньям и по праздничным дням. Самые трудные соревнования были – марш-броски на 6 км. Тут требовалась полная выкладка: автомат, противогаз, укомплектованный вещевой мешок. Марш-бросок – это такой вид передвижения, когда учебная группа совершает бег, потом переходит на шаг; опять бежит бегом и затем переходит на шаг. Но тут существуют нормативы на оценку, а то могли бы курсанты всю дистанцию пройти шагом и не вспотеть. Чтобы вложиться в норматив, тут приходилось больше бежать. И время для учебной группы засчитывалось по последнему курсанту, который финишировал. Поэтому разрешалась взаимопомощь. У более слабых курсантов более сильные забирали на себя вещ-мешки, даже автоматы, чтобы им легче было бежать.
В часы политико-воспитательной работы проводились комсомольские и партийные собрания, но они проводились раз в месяц. Так же в эти часы организовывались и проводились различные диспуты, викторины, ленинские чтения, приглашались и выступали перед курсантами ветераны Великой Отечественной войны, проводились подведения итогов учебы и дисциплины за месяц и за семестр.
Ходить в увольнения не всем разрешалось. К тому же для поддержания боеспособности учебных групп, разрешалось увольнение с каждой учебной группы не более 30% курсантов. Кто хотел идти в увольнение в субботу или в воскресенье, тот записывался, в пятницу вечером, в Книгу увольняемых. Командир дивизиона имел результаты учебы и дисциплины, проверял состояние учебы и дисциплины за неделю всех курсантов, записавшихся в увольнение. Курсантов, которые получили за неделю двойки и тройки, а также получивших дисциплинарные взыскания, он вычеркивал из книги. Значит, – они лишались увольнения. Сочувствовали мы женатым курсантам, которые были лишены увольнений. Женатые курсанты на курсе и в нашей группе начали появляться после 1-го курса, но их было немного, всего двое. После 2-го – прибавились еще. После 3-го – процентов 30 было женатых. Ну а на 4-м – осталось процентов 30 холостых товарищей. Женились кто-где. Некоторые, как и я, женились на алма-атинских девушках. Другие – женились на своих девушках по месту рождения и жительства родителей.
Женатым курсантам было учиться тяжело. У них мозги были заняты меньше учебой, а больше своей семьей. Я это видел. И мечтал искать себе спутницу жизни после выпуска. Но чуть-чуть поспешил. Женился за один месяц до выпуска, можно сказать, во время государственных экзаменов.
Переходя из курса на курс, мы мужали, набирались опыта и становились все серьезнее и серьезнее. Знали, что такое застава, государственная граница и как необходимо организовать службу по ее охране и обороне. Не только знали уставы, инструкции, наставления и положения, но и научились их практически использовать в службе и в повседневной деятельности пограничной заставы. С 3-го курса курсанты овладели методикой обучения солдат, сержантов и офицеров, владели принципами, формами и методами обучения. Короче, к выпуску стали, по содержанию, готовыми офицерами. Но до этого выпуска с пограничного училища, в качестве офицеров, еще было очень и очень далеко – предстояло четыре года напряженной учебы. Этот путь до конца не каждому удалось пройти.
Будни курсантской учебы.
Началась учеба на 1-м курсе. В нашей учебной группе, среди курсантов и сержантов, было 6 человек, которые до поступления в училище служили в Пограничных войсках. У нас, первокурсников, сознание было еще далекое до офицерского – ведь учиться было еще долго и формировались мы на 1-м курсе на уровне сержантов-командиров отделений. Командование дивизиона и курсовые офицеры обращались с первокурсниками очень лояльно, как со вчерашними школьниками. Возможно это и правильно, ведь резко давить на психику молодых ребят, – это никак не вкладывалось бы в теорию воспитания и дидактические принципы обучения, и многих курсантов, вчерашних школьников, это только бы оттолкнуло от пограничного училища.
Мы – первокурсники – постепенно, от месяца к месяцу, все сильнее и сильнее втягивались в учебу. Поначалу, отучившись на занятиях шесть часов и имея значительную физическую нагрузку, мы на самостоятельной подготовке буквально засыпали от усталости. Поэтому результаты учебы за первые два-три месяца были не высокие.
До конца первого семестра, по математике, мы повторяли элементарную математику. Я поначалу с трудом усваивал математические понятия на русском языке и буксовал. Поэтому, при сдаче зачета по математике за 1-й семестр, Алексей Константинович Колосов, наш преподаватель, мне говорил:
– Наверно вас, товарищ курсант, надо на каникулах оставить в училище, чтобы вы подучили элементарную математику.
– Алексей Константинович, поверьте мне, во 2-м семестре я буду усваивать математику только на «отлично», – ответил я ему.
На зачете за 1-й семестр по математике он мне поставил оценку «удовлетворительно». Начиная со 2-го семестра, я сдержал слово, – действительно высшую математику я усваивал на «хорошо» и «отлично».
Больше месяца наша учебная группа была без курсового офицера, то есть без командира учебной группы. Командир дивизиона говорил, что к нам едет курсовой офицер с Камчатки. Учебной группой, до его приезда, руководил заместитель командира учебной группы сержант Кощеев Леонид.
Вчерашним школьникам тяжело давалась воинская дисциплина и беспрекословное повиновение командирам-сержантам. Поэтому мы – командиры отделений – боролись с такими проявлениями, но со стороны подчиненных курсантов было много недовольства относительно нашей требовательности.
В первых числах октября 1967 года приехал наш курсовой офицер – лейтенант Толстухин Дмитрий Николаевич. Он прослужил 3 года на Камчатке, на морской границе, и перевелся в училище курсовым офицером. Родители его жили в г. Алма-Ата, он был еще холостяком. Офицер он был грамотный, с юмором. Поначалу он, для знакомства, вызвал к себе всех сержантов учебной группы: сержанта Кощеева и младших сержантов Коркина, Букий и Штаченко, то есть меня. Мы поочередно ему доложили о состоянии учебы и дисциплины в своих отделениях. Потом он в индивидуальном порядке познакомился с каждым курсантом группы. Нас, сержантов, он предупредил, что мы назначены на должности командиров не на все четыре года, поэтому для получения практики управления подразделением будут, на каждый курс, назначаться новые командиры отделений из числа курсантов.
Первое, с чего начал проверять наш курсовой офицер, – проверил в часы спортивно-массовой работы состояние физической подготовки курсантов. И начал с кросса на 3000 метров. Вывел он учебную группу за территорию училища в район совхоза «Горный Гигант» на старт, – он же являлся и финишем; дистанция 1500 м в одну сторону была им заранее отмерена. Выстроил учебную группу перед стартом, напомнил нормативы на «отлично», «хорошо» и «удовлетворительно»; подал команду: «Группа, внимание!», затем – «Марш!» и включил секундомер. Все курсанты и сержанты побежали. Маршрут был тяжелый, по дороге много попадалось булыжника под ногами. Пробежала группа 1500 м и обратно бежала до финиша. На финише стоял с секундомером наш курсовой и засекал время. Результаты нашего забега были неутешительные – почти полгруппы показали неудовлетворительный результат. Я финишировал первым с отличным результатом. Курсовой построил группу, подвел короткий итог и объявил, что группа сейчас пойдет на повторный забег для улучшения результата. И сказал, что поведет группу на забеге младший сержант Штаченко.
Вновь, курсовой офицер, подвел учебную группу к старту и скомандовал: «Внимание, бегом – марш!» и включил секундомер. Я побежал первым, вся учебная группа, с командирами отделений, побежала за мной. Так я первым бежал почти до самого финиша. За 200 м до финиша я наступил на булыжник и как-то подвернул ногу, что мне в голеностопном суставе защемило нерв и я не смог наступать на правую ногу. Под руки меня товарищи довели до финиша. Вот из-за такой строптивости курсового офицера я перестарался – на повторных 3000 м ноги были расслаблены и я защемил себе нерв, наступив неудачно на булыжник. А булыжники лежали круглые, как галька, но по весу в 2-3 кг. Больше месяца мне пришлось страдать от болей в суставе. Дней десять проходило, нога будто бы восстанавливалась, а тут марш-бросок на 6 км, меня не освобождали, я пробегал, натруживал на твердом асфальте ногу и опять болело в суставе, а надо было дать покой ноге хотя бы на месяц, а меня не освобождали. Но потом постепенно все прошло, начал через пару месяцев бегать нормально.
Приближалось окончание 1-го семестра, я успешно сдал сессию и готовился на каникулы ехать домой.
В родном поселке Лиховка, у своих родителей, к этому времени я не был 1,5 года, поэтому хотелось повидаться с родными и знакомыми. Зимние каникулы у курсантов нашего пограничного училища начинались с 1-го февраля и продолжались до 14-го февраля. Командиры строго предупредили, что билеты на самолеты брать не раньше, как на 31 января и возвратиться в училище должны не позже 22.00 14-го февраля. Я решил лететь домой самолетом. На билет я насобирал денег из своего курсантского денежного содержания. Сержантам – командирам отделений, на 1-м курсе, платили по 12 рублей в месяц. Билет зимой был льготный, как у студентов, была скидка 50%. Билет на самолет я брал до г. Днепропетровска через Москву, который стоил тогда всего лишь 33 рубля со скидкой.
В кассе аэропорта, в Алма-Ате, указывалось место только до Москвы, так как брони я не успевал делать; чтобы иметь бронь в Москве, надо было заказывать билет за две недели. Ведь прямого рейса до Днепропетровска с Алма-Аты не было. Были у меня и попутчики до Днепропетровска: Гриша Демченко – курсант с нашей группы. С Алма-Аты до Москвы в то время, в основном, летали самолеты ИЛ-18, которые на полет затрачивали 5,5 часов и прилетали в аэропорт Домодедово. С Москвы до Днепропетровска надо было вылетать с аэропорта Внуково. Поэтому, прибыв в Домодедово, мы с Гришей Демченко сразу же садились на автобус и ехали во Внуково. Билеты-то наши были с открытой датой, а рейсов на Днепропетровск было всего два на сутки. Начиналась регистрация билетов на днепропетровский рейс, и нам приходилось стоять и ждать ее окончания, – вдруг останутся свободных два-три места, чтобы полететь этим рейсом. Оканчивалась регистрация, а там таких как мы, – с билетами, имеющих открытые даты, – оказывалось человек 5-6, а то и больше. Поэтому, при первой поездке, и не попали на первый рейс, ожидали несколько часов до регистрации на второй рейс.
В следующих поездках я уже был похитрее. До начала регистрации подходил к девушкам у стойки, которые должны были проводить регистрацию рейса до Днепропетровска и просил их заранее, чтобы меня оформили, если появятся свободные места. Это срабатывало. Когда оканчивалась регистрация, оказывалось несколько мест свободных, – и тут к девушкам тянулось десяток рук с билетами. Протягивал руку с билетом и я; девушки на регистрации, одним из первых, брали мой билет. Таким образом, я уже долго не задерживался в Москве, – всегда улетал тем рейсом, который отправлялся первым до Днепропетровска. С Москвы до Днепропетровска в то время летали самолеты АН-10. Время на полет затрачивалось – 1 час 40 мин.

Отредактировано nikolay (2018-04-06 19:37:35)

К началу 2-го семестра все курсанты 1-го курса детально изучили положения Устава гарнизонной и караульной службы, сдали по ним зачеты. Во 2-м семестре каждая учебная группа, в соответствии с расписанием занятий, один раз в месяц заступала на целые сутки в караул. Ведь в нашем пограничном училище также, как в любой воинской части, было Боевое Знамя части, склады артиллерийско-технического вооружения, вещевой и продовольственный склады и другие, подлежащие охране, объекты. Поэтому из состава учебной группы наряжался караул для охраны всех этих важных объектов. В нашем училище караул охранял пять постов, три из них были 3-х сменные и два – 2-х сменные. Исходя из этого, с состава учебной группы наряжалось вместе с начальником караула и двумя разводящими – 15-16 чел. Остальная часть учебной группы, в эти сутки, заступала в столовую – рабочими по столовой или выполняла другие работы.
После зимних каникул, на 1-м курсе, наша учебная группа впервые заступила в караул. Так как учебная группа заступала впервые, то начальником караула был назначен наш курсовой офицер, помощником начальника караула назначался сержант – заместитель начальника учебной группы, разводящими назначались два командира отделений – сержанты. Я заступал разводящим, потому что на 1-м курсе я был командиром курсантского отделения. За каждым разводящим закреплялось несколько постов, на которых он проводил смену часовых через каждые 2 часа.
Помню, как курсанты нашей учебной группы впервые заступили в караул, я заступил разводящим. Приходилось караульных, впервые заступающих часовыми на посты, тщательно инструктировать. Особенно проверять знания о порядке действий часового при приближении к охраняемому объекту неизвестных в ночное время и днем. Задавал караульным, при заступлении на посты, такой вопрос: "Что должен делать часовой при приближении неизвестного к посту в ночное время?"
Один из караульных отвечал: «В условиях плохой видимости, когда с расстояния, указанного в табеле постам, нельзя опознать приближающихся к посту или к запретной границе поста, часовой останавливает всех лиц окриком «Стой, кто идет?». Если ответа не последует и (или) нарушитель пересечет запретную границу поста, часовой предупреждает его окриком «Стой, стрелять буду!» и задерживает нарушителя. Если же нарушитель после предупреждения «Стой, стрелять буду!» продолжает движение, часовой досылает патрон в патронник и производит предупредительный выстрел вверх» и так далее. Задаю еще такой вопрос: «Как должен действовать часовой в дневное время при приближении неизвестных?»
Другой караульный отвечал, что всех лиц, приближающихся к посту или к запретной границе поста, обозначенной на местности указателями, кроме начальника караула, помощника начальника караула, своего разводящего и лиц, сопровождаемых ими, часовой останавливает окриком «Стой, назад!» или «Стой, обойти вправо (влево)!» и так далее.
И вот утром, с поста № 2, в 09.15, поступил сигнал о вызове разводящего; начальник караула выслал меня с постовой ведомостью к посту. Я прибыл на место и там увидел у ограждения начальника склада № 2, старшину сверхсрочной службы, уже пожилого военнослужащего, который прибыл на склад выполнять свою работу, и он начал мне жаловаться на неправильные действия часового, мол, часовой не знает, как правильно надо действовать при приближении к посту начальника склада. А часовым стоял с моего отделения курсант Ермаков Виктор. При приближении к посту начальника склада, утром в светлое время, часовой при приближении его на удаление 20-30 м от ограждения скомандовал: «Стой, кто идет?», снял и наставил автомат в сторону начальника склада. Вот и сетовал начальник склада на неправильные действия часового, который действовал, как будто это было ночью. Пришлось в караульном помещении еще более тщательнее инструктировать и опрашивать о правильных действиях часовых на постах. При следующих заступлениях в караул наши подчиненные совершенствовали свои знания и навыки по действиях при несении службы на постах.
В последующие месяцы наша учебная группа, так же как и другие, наряжалась в караул по одному разу в месяц, но начальником караула уже заступал сержант – заместитель начальника учебной группы. Таким образом, во 2-м семестре все курсанты 1-го курса получили хорошую практику несения службы в карауле по охране важных объектов воинской части.
В нашем пограничном училище, начиная с 1-го курса, была организована и проводилась с курсантами военно-научная работа. На каждом курсе были организованы военно-научные кружки. Руководили военно-научными кружками старшие преподаватели кафедр. Заседания военно-научных кружков осуществлялось по одному разу в месяц – все было под контролем учебного отдела. На заседаниях военно-научных кружков младших курсов, как правило, с научными сообщениями выступали преподаватели. На старших курсах – это поручалось курсантам; курсанты брали темы рефератов, готовились и свои разработки доводили до членов ВНК.
Курсовая работа курсантов 4-го курса включалась в систему военно-научного исследования. В начале 4-го курса курсанты брали темы курсовых работ, как правило, по военным дисциплинам; руководителями курсовых работ назначались преподаватели кафедр, которые работали с курсантами в составлении с планами разработки курсовых работ. Эти планы утверждались начальниками кафедр. Таким образом, в системе ВНО курсанты старших курсов получали первичные навыки научного исследования.
О наших командирах и начальниках.
За четыре года обучения в пограничном училище у нас сменилось три начальника училища. При обучении на 1-м и 2-м курсах начальником пограничного училища был генерал-майор Курский; после окончания 2-го курса начальником училища был назначен полковник Любин; по окончанию нами 3-го курса ему было присвоено воинское звание генерал-майор и его перевели служить в войска. Затем начальником училища был назначен полковник Заболотный, работавший 10 лет начальником учебного отдела нашего училища. Через несколько месяцев после назначения, ему было присвоено воинское звание генерал-майор.
Командиром нашего, 2-го, дивизиона, с сентября 1967 года, был тогда 43-х летний подполковник Белоногов, а в начале 4-го курса обучения ему было присвоено воинское звание полковник; он и осуществлял наш выпуск из училища. Заместителем командира дивизиона по политической части был 36-ти летний майор Чудинов, которого, после окончания нами 3-го курса, перевели в Москву, во вновь созданное Высшее пограничное военно-политическое училище. На должность замполита дивизиона назначили подполковника Зуйкова. Секретарем бюро комсомола дивизиона был лейтенант Жуков.

На фотоснимке стоят все командиры, которые нами командовали в течение нашей учебы в пограничном училище.
Слева направо: старший лейтенант Шепилов (командир 4-й учебной группы), старший лейтенант Полумисков (командир 3-й учебной группы), капитан Соколов (командир 1-й учебной группы), лейтенант Жуков (секретарь бюро комсомольской организации дивизиона), подполковник Белоногов (командир 2-го дивизиона), старший лейтенант Бекаревич (командир 8-й учебной группы), старший лейтенант Ларионов (командир 6-й учебной группы), старший лейтенант Толстухин (командир 7-й учебной группы), старший лейтенант Панов (командир 2-й учебной группы), майор Чудинов (заместитель командира 2-го дивизиона по политической части). Отсутствуют: старший лейтенант Хмызов (командир 5-й учебной группы).
Был командиром учебной группы и капитан Сидоренко Н.С., которого, после окончания нами 1-го курса, перевели на должность преподавателя огневой подготовки.
Старшиной дивизиона, с 1-го и до окончания нами 2-го курса, был старшина сверхсрочной службы, бывший курсант, который, закончив два года обучения в пограничном училище, по состоянию здоровья был комиссован.
При обучении на 4-м курсе обязанности старшины учебного дивизиона исполнял старший сержант Гольбах (он же являлся курсантом).
Курсанты нашего дивизиона располагались в казарме на 2-м этаже 3-х этажного здания. Каждая учебная группа располагалась в казарме в своем кубрике. Через всю казарму проходил 3-х метровый, в ширину, коридор, который застилался двумя или тремя ковровыми дорожками. При входе в коридор нашей казармы слева располагались: оружейная комната, комната для умывания и отдельная комната для туалета; напротив входа, на отдельной площадке, были установлены спортивные брусья и перекладина с матами. Пройдя весь коридор, в самом конце казармы располагались канцелярии: командира дивизиона, замполита дивизиона, секретаря бюро комсомола дивизиона, две канцелярии для курсовых офицеров и ленинская комната.
Оружейная комната, имущество дивизиона и курсантов, а в ночной час и сами курсанты, находились под охраной суточного наряда нашего дивизиона. Каждый день на строевом плаце в 18.00 начинался развод суточного наряда и караула училища, который проводился под оркестр. Суточный наряд и караул училища назначались на каждые сутки. Суточный наряд дивизиона состоял из 3-х человек: одного дежурного по дивизиону (как правило, сержант) и 2-х дневальных по дивизиону. Охрана и наведение внутреннего порядка в дивизионе, в отсутствие курсантов, возлагались на суточный наряд. Отдыхать, в течение суток, дежурному и дневальным разрешалось не больше 4-х часов, как правило, – от отбоя до подъема курсантов.
В суточный наряд назначались по графику представители разных учебных групп. Отдельные курсанты, получившие взыскания, заступали в суточный наряд дивизиона с субботы на воскресенье, – это считались для них наряды вне очереди.
Служба организовывалась следующим порядком: один дневальный стоял у тумбочки с телефоном, отвечая на телефонные звонки, смотрел, чтобы в помещение не заходили посторонние лица, обо всем докладывал дежурному. Второй дневальный занимался работами: мыл коридор, приводил в порядок комнату умывания, туалет, комнату для хранения оружия, канцелярию курсовых офицеров, командира дивизиона, замполита и ленинскую комнату.
В зимнее время командование дивизиона требовало от дежурной службы, чтобы ковровые дорожки выносились на улицу и очищались с использованием снега. Одному дневальному это было не под силу, поэтому дежурный по дивизиону становился сам у тумбочки с телефоном, а обоих дневальных отправлял на улицу чистить ковровые дорожки.
На 1-м этаже казармы 2-го дивизиона располагались классы учебных групп. В классах учебных групп стояли столы, за каждым из которых садилось по два курсанта. В классе стоял шкаф с учебной литературой, металлический сейф для хранения литературы для служебного пользования. Впереди, на стене, висела классная доска. У каждого курсанта в столе хранилась своя учебная литература, полученная в библиотеке, на спинках стульев висели командирские сумки курсантов; кроме того, в тумбочках столов находилась спортивная форма курсантов. В этих учебных классах проводились классно-групповые занятия с курсантами учебной группы. Специализированные классы кафедр находились в учебных корпусах. Самостоятельная подготовка к занятиям проводилась, как правило, в классах учебных групп.
Все курсанты нашего дивизиона в разговорах между собой, и если что касалось командира дивизиона, называли его «папой», а на 4-м курсе он получил еще одну кличку – «швабер».
Почему к нему приклеили эту кличку?
Дело в том, что новый начальник училища, генерал-майор Заболотный, один раз в квартал осуществлял обход курсантских казарм. Он долго работал начальником учебного отдела училища, поэтому знал все слабые места, которые необходимо проверять в дивизионах. И командиры дивизионов тщательно готовились к его приходу. Обход дивизионов начинался, как правило, с 10.00 и продолжался до окончания учебных занятий.
Итак, в один из дней обхода, с 10.00 все командиры дивизионов со своими заместителями по политической части были на страже – ожидали начальника училища со свитой на входе в свой дивизион. Никто не знал, с какого дивизиона и в какой последовательности будет осуществляться обход.
По рассказам дежурной службы дивизиона, в тот день, – время приближалось к 11.00, – а начальник училища еще не появлялся. А тут какая-то учебная группа, в перерыве после 1-й пары, забежала в казарму нашего дивизиона брать оружие на занятия и наследила своей обувью. Как раз после ухода этой группы, в дивизион позвонили, что сюда направляется начальник пограничного училища. Все забегали. Дежурная служба подтирала полы от следов обуви, командир дивизиона торопил наряд и не выдержал – схватил свободную швабру с тряпкой и начал тереть полы в казарме возле входа. Вот с тех пор курсанты и приклеили ему кличку – «швабер».
Из-за разных чрезвычайных происшествий в нашем дивизионе, командиру дивизиона все время задерживали присвоение воинского звания полковник. Мне кажется, что он сам себе вредил.
Вот один из примеров его неверного решения, которое повлияло на отсрочку в присвоении ему воинского звания. Дело в том, что в дивизионе, при обучении курсантов на 1-м и 2-м курсах, периодически обнаруживались факты воровства, и все это случалось в ночной час. Командиру дивизиона неоднократно докладывали, что, то у одного, то у другого курсанта, пропадали деньги. Когда была команда «Отбой», все курсанты снимали свое обмундирование и укладывали его аккуратно на своих табуретках, стоявших за койками у края коридора. Так что воришке было легко и удобно пошарить по карманам.
После очередного случая воровства, командир дивизиона на разводе на занятия перед всеми курсантами сказал: «Поймайте вы этого вора, а я на все закрою глаза!» До этого развода курсанты между собой часто шушукались и кого-то подозревали в воровстве. Это пятно подозрения падало на двух-трех курсантов, в том числе и на курсанта Баранца, он был с г. Запорожье. И вот однажды ночью, выходя в туалет, он остановился не у своего прохода к койке, замешкался, – в темноте и спросонья путался, отыскивая свой проход к койке, – а за ним, видать, уже следили и посчитали, что он поднялся пошарить по карманам. Кто-то из увидевших крикнул: «Ребята, – вор!»; несколько человек вскочили и подбежали к курсанту Баранцу, – и избили его. Этот факт избиения курсанта дошел до командования училища. В результате было проведено служебное расследование, но о промашке командира дивизиона никто из курсантов не обмолвился. Само это чрезвычайное происшествие отодвинуло срок присвоения воинского звания нашему командиру. Мы между собой в группе говорили, что курсант Баранец (он с 3-й учебной группы) возможно и не воришка, просто он сам по себе был какой-то плутоватый. А все хотели поймать вора, вот он и попался под горячую руку, да еще командир дивизиона сказал, что «…я закрою на все глаза..».
В конце 2-го курса курсанта Баранца отчислили с училища. Написал он рапорт, и его отчислили; видать, в такой атмосфере взаимоотношений дальше нельзя было находиться вместе.
Не везло нашему командиру дивизиона.
А еще, в конце 2-го или начале 3-го курса, произошло в дивизионе очередное чрезвычайное происшествие. Курсанты нашего дивизиона к этому времени изучили материальную часть пистолета Макарова и, по распорядку дня, в послеобеденное время, в составе учебных групп, ходили в тир на стрельбы. Для этой цели в дивизионе, в ружейной комнате, хранились три или пять пистолетов Макарова.
Так вот, пришла со стрельб из тира 8-я учебная группа и прямо в свой класс на самостоятельную подготовку. Заместитель командира учебной группы, после стрельб, поручил троим курсантам почистить пистолеты. Курсанты принялись за чистку прямо в классе за своими столами. Курсант Сагдеев начал возмущаться, что ему старшина учебной группы опять поручил чистку пистолета, мол, пусть почистит пистолет кто-то другой. Тут вмешался в разговор курсант Соколов Виктор, говоря: «Давай чисть пистолет, ничего с тобой не случится если лишний раз почистишь!». Курсант Сагдеев возмутился, глаза покраснели.
Что он сделал? Полез в карман, достал припрятанный боевой патрон, вставил его в магазин, подсоединил и передернул затвор пистолета. Видя такие действия, курсант Соколов побежал к дверям, выскочил из класса и захлопнул дверь. В этот момент прогремел выстрел. Курсанты группы услышали вопль курсанта Соколова; некоторые курсанты, выйдя из класса, увидели лежащего товарища в шоковом состоянии и кровь с раны, удаленной сантиметров на 30 выше колена. Курсант Тарасенко Павел схватил курсанта Соколова на руки и бегом понес в медицинский пункт.
За такие действия курсант Сагдеев был немедленно отчислен с пограничного училища, а что было дальше с ним? – сказать я не могу: судили его или нет, не знаю.
Долгое время, проходя по коридору мимо класса 8-й учебной группы, все мы видели эту пробоину в дверях от пули пистолета.
Поэтому-то нашему командиру дивизиона так долго не могли присвоить очередное воинское звание – полковник.
Даже заместитель командира дивизиона по политической части майор Чудинов, проводя, однажды, развод на занятия обращался к сочувствию курсантов, с тем, что командиру дивизиона давно вышел срок на присвоение воинского звания полковник, а из-за всех этих чрезвычайных происшествий все ему задерживают.
23 февраля 1968 года мне вручили медаль «50 лет Вооруженных Сил СССР».
В этот день проводились встречи с офицерами-фронтовиками, которые на фронтах Великой Отечественной войны приумножали славу Вооруженных Сил СССР. На встрече выступал и наш командир дивизиона. Из его рассказов мы узнали, что он являлся участником Великой Отечественной войны. В годы войны был артиллеристом. Он нам поведал один из эпизодов боев под Прохоровкой в битве на Курской Дуге. Их артиллерийская батарея 45 мм противотанковых пушек отбивала атаки танков противника, велся ожесточенный бой. Танки с пехотой наседали, рвались вперед, а снаряды у артиллеристов закончились.
Что оставалось делать? Справа, слева рвались снаряды и мины, свистели пули, раздавались протяжные стоны раненых, подняться было невозможно. Снарядов нет, стрелять нечем, решили снять замки-затворы пушек, орудия бросить и продвигаться в тыл к своим. Сначала отползали по-пластунски, затем отходили перебежками. В тылу их встретил командир артиллерийского дивизиона и спросил: «А где же ваши пушки? Пушки-то достанутся противнику! Все вы пойдете под трибунал!» И поставил артиллеристам сложную задачу, чтобы не попали под трибунал: немедленно, из-под огня вытащить пушки и доставить их в тыл на новые позиции.
Используя скрытые условия местности, пошли артиллеристы – где перебежками, где по-пластунски – и таким образом добрались до своих пушек, а немцы были совсем рядом. Пришлось тащить веревками свои пушки, двигаясь по-пластунски, уходя из-под огня противника. Вытащить удалось; все пушки переместили на новые позиции; снаряды подвезли и бой продолжился.
На этой же встрече выступал перед нами подполковник Слободянюк О.К. В годы войны он воевал в составе танковых подразделений и был командиром танка Т-34. Услышали мы от него один из поучительных боевых эпизодов, когда танковый взвод, – в составе которого был экипаж танка, которым командовал Онуфрий Климентьевич Слободянюк, – был в танковой засаде у дамбы между двумя озерами, где ожидалась колонна немецких танков. Это было на подступах к Сталинграду. Когда появилась колонна вражеских танков, и дав ей возможность полностью заехать на дамбу, танкисты открыли огонь из пушек. Экипаж сержанта Слободянюка подбил первый танк противника в голове колонны, затем подбил танк в хвосте колонны и третий – в ее центре. Движение вражеской колонны танков вперед застопорилось – подбитый танк мешал; развернуться и двигаться в обратном направлении танки то же не могли, ведь мешал подбитый танк в хвосте колонны. На дамбе, среди противника, началось замешательство.
Наши танкисты методично начали расстреливать немецкие танки до тех пор, пока не открыла огонь немецкая артиллерия и не налетели самолеты противника. За эти боевые действия сержант Слободянюк О.К. был награжден орденом Красной Звезды.
В мае 1968 года я впервые сфотографировался в нашем училищном фотоателье в курсантской форме.

В конце мая 1968 года я заболел и меня отправили в инфекционную больницу, где я пролечился полный курс, кажется, 21 день.
Когда был выписан с больницы, полным ходом шла летняя экзаменационная сессия. Я сразу же включился и начал сдавать курсовые экзамены. После экзаменационной сессии на 1-м курсе начиналась войсковая стажировка продолжительностью в один месяц (с 1-го по 30 июля 1968 года), а после войсковой стажировки – месячный отпуск. До выезда на стажировку я не успел сдать два курсовых экзамена. Их предстояло сдавать после отпуска, который мне сократили на пять дней.
Итак, курсантам первого курса предстояло впервые поехать на настоящую государственную границу. Наша учебная группа, во главе с курсовым офицером, вечером, 30 июня 1968 года выехала поездом к месту стажировки на южную границу, в Туркмению. С Алма-Аты до Ашхабада мы ехали двое суток. Спешились в Ашхабаде вечером, еще успели пойти в парк на танцы, а поздно ночью сели на поезд Ташкент – Красноводск и доехали до станции Арман-Сагат. Там нас уже ожидала отрядная автомашина ЗИЛ-130 и на ней, преодолев больше сотни километров, мы доехали до пограничного отряда, штаб которого дислоцировался в п.г.т. Кизыл-Атрек. В пограничном отряде была встреча с командованием пограничного отряда; там до нас довели обстановку на участке границы с Ираном и особенности ее охраны пограничным отрядом.
Прибывших курсантов накормили обедом, а после приема пищи, нас, стажеров, распределили по два человека на каждую пограничную заставу и отправили к местам прохождения стажировки. Меня, вместе с курсантом Левыкиным, направили стажироваться на 8 пограничную заставу на должностях командиров отделений – старших пограничных нарядов. Прибыв на 8-ю пограничную заставу, мы представились начальнику заставы капитану Курило. Он нас, на боевом расчете, представил всему личному составу заставы и объявил на какие отделения мы назначены командирами. Тогда и началась наша войсковая практика на пограничной заставе, где мы руководили закрепленными отделениями; первую неделю мы назначались младшими пограничных нарядов, а затем – старшими.
Жара в июле месяце, в Туркмении, тогда была в самом апогее. Доходило до +45-50 градусов жары в тени.
Теперь о командовании и о самой заставе.
Начальником 8-й пограничной заставы был капитан Курило, его заместителем – младший лейтенант, фамилию позабыл, он был холостяком, и несколько месяцев назад как закончил трех месячные курсы младших лейтенантов. Был он еще молодой, всего 21 год, мой одногодок. Заместителя начальника заставы по политической части в это время не было на заставе – был в отпуске. Капитан Курило этой заставой командовал уже 10 лет. Не позавидовать его жене. Она была одна, единственная женщина, на пограничной заставе. Местных жителей близко не было – до ближайшего кишлака от заставы было 6-7 км.
Сколько сил и мужества надо было иметь этой женщине, чтобы жить в такой безлюдной глуши, терпеть комаров и москитов, жить на заставе, где привозная вода, с мая месяца и до октября терпеть жару.

Отредактировано nikolay (2018-04-09 21:36:28)

Итак, с 1-го сентября 1968 года мы стали курсантами 2-го курса.
Первые дни после отпуска были томительны для меня, ведь в голове стремительно пролетали картины отпуска, – встреча с родными, свидания с любимой девушкой. Я вспомнил, что у меня в блокноте записан адрес Вали, и выбравши уединенное местечко в свободное время, я начал ей писать первое письмецо. И я его написал, а на второй день отправил. Текст письма я вспомнил по памяти и привожу его.
«Привет с Алма-Аты!
Со вчерашнего дня я – курсант 2-го курса. Сегодня закончился второй день занятий. Наступил вечер и у меня появилось свободное время. Я сегодня уборщик класса группы. После его уборки, я забился один в своем тихом уголке, никто мне не мешает размышлять, думать и мечтать. У меня в наличии 30 мин и я должен успеть написать тебе первое письмо.
Едучи в дороге к месту учебы и находясь здесь уже двое суток, я вспоминал наши встречи по вечерам, твой ясный и веселый взор постоянно перед моими глазами и особенно памятна мне наша последняя прощальная встреча. Твой вид, твой взор говорили о том, – как будто мы разлучаемся навсегда. Я помню твою прозрачную слезинку, которая скатилась мне на рукав; при виде ее у меня сжалось сердце, но я сдержал себя, чтобы не раскваситься. Да, мы расстались на полгода. И я тебе обещал, что, при появлении в Лиховке, в первых числах февраля 1969, я в первую очередь буду бежать к тебе на встречу. Ты только жди меня! Мы свое расставание на длительное время скрепили нежным поцелуем, который я ощущаю до сих пор и, видать, буду ощущать до нашей следующей встречи. Ты обещала мне отвечать на мои письма. Отправляй мне письма в авиаконвертах: они будут доходить ко мне за три дня. После прибытия сюда, в Алма-Ату, с родных краев я ощущаю угнетение и скуку. Жду письмеца от своей милой – пусть оживит скучающую душу.
Прощаюсь с нежностью и негой в надежде получить скорое письмецо.
Пока, пока, моя надежда и мечта».
Не прошло и трех дней, с тех пор, как я послал первое письмо своей девушке, я тут же написал второе и следом отправил за первым. Вот его содержание даю:
«Привет с Алма-Аты!
Моя ты, нежная подружка! Прошло три дня со времени отправки моего первого письма, и не дождавшись от тебя ответа, я снова взялся за перо. До сих пор не прошло настроение отпускное, и мой мысленный след тянется прямо к переулочку Базарному, где я встретил тебя – девушку своей мечты. Твой веселый взор – стоит мне закрыть глаза – является передо мною. Ты мое будущее счастье, – это ясно, как ясный день: не зря нас провидение свело на перекрестке. Ты только жди меня и я к тебе вернусь, осталось всего полгода до нашей очередной встречи. Ты в моей памяти стоишь в голубом летнем платье. Я жду нашей новой встречи – на каникулах в первой половине февраля. Дни, недели и месяцы пронесутся, как водопад. Надеюсь, что наши каникулы совпадут. И я снова увижу твой ясный и смеющийся взгляд, услышу звук твоего чуткого сердечка. мечтаю уже сейчас о нашей радостной встрече, которая нашу дружбу укрепит на долгие года.
Когда же я дождусь от тебя весточки? Я проверяю, пришедшую почту, каждый день и с нетерпеньем ожидаю письмеца. Когда же я возьму в руки это письмецо, услышу на конверте запах милой? Пока, пока, моя мечта!»
В начале сентября 1968 года посыпались рапорта от некоторых курсантов с просьбой об отчислении, – ведь посмотрели, что представляет собой пограничная застава. Нашлись и в нашей учебной группе ребята, которые испугались трудностей пограничной заставы.
Сначала командование дивизиона и курсовые офицеры проводили, с такими курсантами, разъяснительную работу по их переубеждению; некоторых способных курсантов уговаривали, убеждали потерпеть до 3-го курса, тогда, мол, изменятся отношения к профессии офицера-пограничника. Некоторые курсанты были непреклонны – только отчисляться, считая это своим заблуждением в выборе профессии. Такие курсанты мутили воду в учебных группах, даже предлагали другим сделать то же, что и они. Мешали на самостоятельной подготовке готовиться к занятиям остальным курсантам группы – ведь шумели и занимались одной болтовней. Поэтому, наконец-то, в октябре их отчислили. За 1-й курс обучения в учебном отделе им выдали академические справки.
С нашей учебной группы в это время были отчислены курсанты: Кечин, Михайлов, Барсуков, Козаков, Винклер. Но на гражданку они сразу не уехали, потому что по «Положению о прохождении службы…..», курсанты, отчисленные с училищ, – независимо с какого курса, – должны были отслужить год срочной службы. Поэтому они перешивали курсантские погоны на солдатские, и их отправляли служить в войска, как правило, в Забайкалье, на заставы.
Отчисленных курсантов с нашей учебной группы отправлял на железнодорожный вокзал, на поезд, наш курсовой офицер – к этому времени – старший лейтенант. Помню, как после обеда, он повез пятерых первых отчисленных курсантов на вокзал. Прошло несколько часов и курсовой офицер вернулся с вокзала, но не один, а с отчисленным курсантом Козаковым. Оказывается, Козаков на самом вокзале передумал и вновь согласился учиться. Все курсанты нашей учебной группы были весьма удивлены этому событию и запротестовали: мы не хотели, чтоб Козаков вновь вливался в наш коллектив. Мы видели и слышали, что он о нас говорил, как нас высмеивал, а теперь обратно захотел влиться в нашу учебную группу. Долго пришлось старшему лейтенанту Толстухину Д.Н., уговаривать и убеждать курсантов группы в необходимости принять Козакова в наш коллектив. Курсант Козаков просил прощения у курсантов группы за нанесенные оскорбления. Деваться было некуда – Козакова вновь приняли в свой коллектив.
Учеба на 2-м курсе была самая трудная, ведь в сравнении с другими курсами обучения на этом курсе изучалось наибольшее количество учебных дисциплин.
На 2-м курсе прибавились новые и сложные предметы: марксистско-ленинская философия, автомобильная подготовка, конная подготовка, военно-техническая подготовка, где изучалась боевая и специальная пограничная техника. К тому же продолжительность обучения на целый месяц (июль) больше на этом курсе, – ведь стажировки в войсках в конце 2-го курса по учебному плану не предусматривалось.
Сидя в лекционных залах на лекциях, готовясь к занятиям в классе группы, меня не покидала мысль о девушке любимой. Прошло уж 10 дней, как я отправил ей первое письмо, – ответа еще нет! Я снова шлю свое письмо. Вот вспомнил содержание его:
«Здравствуй, моя ненаглядная лапочка!
Послал тебе я два письма, и не дождавшись ни на одно ответа, решил я снова написать. Душа меня толкает и зовет тебя. Сижу на своих лекциях уже неделю, с трудом я слушаю и воспринимаю учебный материал, – а в мыслях только ты одна. Мне всю неделю видится твой переулочек Базарный, твоя побеленная хатка и на пороге ты стоишь и даришь мне свою улыбку. Готов лететь к тебе на нашу встречу, стать рядом и посмотреть в твои чарующие глазки.
Время поможет мне остыть, стать в состояние покоя и взяться за учебу – ведь учиться осталось мне еще три года. В выходные и по вечерам я буду тешиться тобою, любоваться твоим образом и мечтать о будущих наших встречах. Ты мне будешь силы придавать, помогать преодолевать трудные минуты курсантской учебы. Ведь ты в душе моей, ты всегда со мною, – как две неразлучные судьбы, шагающие по жизни вместе. Надеюсь, мы дождемся мига, когда мы свяжемся в одну судьбу, в одну семью, где будут ты да я, и перед нами будет рай земной. А пока учись, не предавай меня, я – не предам тебя, ведь наши души созданы друг для друга. Я с нетерпением, уж третий раз, буду ждать ответа. Шлю тебе нежный курсантский поцелуй. Пока, пока!»
Мечты о девушках – это хорошо, ведь облегчаются трудности курсантской учебы. А на 2-м курсе физические нагрузки на курсантов сильно возросли.
Помню, каким тяжелым был 30 км пеший переход, совершаемый нашим дивизионом на 2-м курсе. В один из воскресных дней, рано утром, позавтракали и где-то через полчаса командир дивизиона подал команду: «Дивизион, – тревога!» За 10 мин курсанты быстро собрались с вооружением и экипировкой, естественно, с вещевыми мешками и противогазами. Командир дивизиона объявил, что дивизиону предстоит совершить марш в пешем порядке по такому-то маршруту…. Время выхода через 15 мин. Курсовые офицеры осуществили проверку личного состава, его экипировку, подгонку снаряжения и доложили командиру дивизиона о готовности к совершению марша. И, по единому сигналу, наш дивизион в походном порядке, взводными колоннами, двинулся в поход с мерами разведки и охранения.
Проводился пеший марш в начале декабря, лежал везде не большой слой снега. И повели нас командиры колоннами по полевым дорогам через совхоз Горный Гигант, совхоз 2-я Пятилетка и т. д., по долинам и по взгорьям. Через каждый час движения делался 10-ти минутный привал для передышки и перемотки портянок. Шли быстро, давали по 5 км в час. Обошли конечный пункт, и по другой дороге двинулись назад к училищу. Оставалось пройти последний отрезок – 5 км до училища. Сделали последний 10-ти минутный привал, все были уже уставшими. Слева виднелось кладбище, справа – лыжный трамплин.

После привала, перед началом движения, командирами подается команда – «Газы!» Все, как один, одели противогазы. Начали строиться в свои взводные колонны, командиры проверяли – все ли стали в строй. Стоим в стою с Васей Мезенцевым, я посмотрел налево и показываю Васе: кто-то лежит на обочине в противогазе и не думает вставать. Подходим к нему, Вася зажал у него гофрированную трубку противогаза, то есть перекрыл ему кислород, – он моментально снял противогаз.
Кто вы думаете это был? Григорий Демченко – постоянный наш физический слабак! Тогда Вася его спросил:
– Демченко, а ты чего лежишь?
– Я дальше не могу идти, – ответил наш слабак.
Что делать нашей учебной группе с ним? Сначала поочередно вели его под руки, он ногами упирался, не хотел ими передвигать. А потом и вовсе обмяк, и ноги уже волоком тащились по земле. Тут командиры вызвали «таблетку» (санитарный автомобиль с врачом), которая сопровождала наш дивизион и посадили нашего Гришку в машину.
Километра два мы прошли в противогазах, потом поступила команда – «Отбой!», – значит надо снять противогазы. Оставалось до училища идти еще километров три. И тут в строю  нашей учебной группы слышим вопль: «Когда же будет перевал!?» Изнемог еще один курсант и, вместо привала, запросил перевал. Оказывается это наш товарищ – Владимир Снегирев, крепкий товарищ, но изнемогал. Его посадили то же в «таблетку» и повезли таких, человек пять, в санчасть училища.
К обеду прибыл наш дивизион в свое расположение; сложили оружие, снаряжение, привели себя в порядок, – и в столовую на обед. После обеда нам на 2 часа разрешили отдохнуть в постели. Затем нас подняли, приводили мы в порядок свои постели, и тут все увидели как возвращаются из санчасти наши физические слабаки – немощи; все мы, увидев их, подняли смех, они все пришли хмурые, опустили головы, не глядя на товарищей. Вот так прошел наш пеший переход.
От своей девушки, с г. Днепродзержинска, я получил два письма, которые согрели мою душу. Воодушевившись ими, я с полной энергией взялся за учебу. А на 2-м курсе шла напряженная учеба. Я все предметы усваивал на «хорошо» и «отлично», читал художественную литературу; обязательно прочитывал за неделю, в крайнем случае за 10 дней, одну художественную книгу.
Выбрав свободное время, и с нежностью вспомнив свою девушку, которая находится очень далеко, – тогда в голове ярко пробежали картины прошедшего летнего отпуска, нахлынули чувства нежные, – я ухватился за авторучку написать ей письмецо. Привожу его содержание:
«Здравствуй, Валюша, – моя ты очарованная душа! Наступил декабрь. Прошло четыре месяца с тех пор, как встретил я тебя, когда внезапно нас судьба свела. Мне, кажется, что нас она свела надолго, возможно на всю жизнь. Осталось два с половиной месяца до новой нашей встречи. На лекциях, других занятиях, в свободное от занятий время – все мысли о тебе не покидают. Мне все мерещится твой переулочек Базарный, где проходили наши встречи; под лунным светом я видел твою веселую улыбку и искры твоих смеющихся глаз. Держал в своей руке я твою ручку, ощущая ее тепло, а вместе с ней удары твоего сердца, волнения души и вздохи, вздохи от нашей преждевременной разлуки. Я тебя успокаивал, тешил, что мы расстаемся ненадолго. И вот подходит время наших новых встреч; я их ожидаю с терпимостью отважного бойца. Но чувства нежные к тебе, я придержу до нашей встречи и уж тогда я им дам волю. Окутаю любовью милую свою, ее я исцелую. Все чувства, всю любовь, что накопились за полгода я отдам тебе и больше никому. Я вылью, все отдам, чтобы наполнить наш сосуд ожиданий на следующие полгода. И вновь настанет август – час нашей переполненной любви. Мы будем слышать созвучия наших душ, биения сердец тревожных и мысленно прокладывать судьбы нашей дорогу.
Я жив, здоров, учусь прилежно, работая не убавляя сил. С тобой в душе мне так легко, готов бороться я с горами, морозами и холодами, мне трудности военной жизни ни по чем – коль где-то бьется тревожное и милое мне сердечко. Пиши, я жду. Приятен запах мне с конверта милой. Шлю я тебе свой нежный курсантский поцелуй. Пока, пока, моя весна!»
На 2-м курсе уровень профессиональной подготовки был выше по сравнению с 1-м курсом. Ведь в командирском отношении на 2-м курсе нас готовили по различным военным дисциплинам. Так, например, по профессиональной дисциплине – службе и тактике пограничных войск – нас готовили исполнять обязанности начальника пограничной заставы. На занятиях мы действовали в роли начальника пограничной заставы: учились организовывать охрану государственной границы на участке пограничной заставы и руководить службой пограничных нарядов, занимались планированием охраны границы, тренировались в отдаче приказов на охрану государственной границы пограничным нарядам; изучалась тактика использования в охране границы специальной пограничной техники и сигнализационных средств. По другим предметам изучались все виды обеспечения пограничной заставы в процессе ее служебно-боевой деятельности.
Занятия по службе и тактике пограничных войск на 2-м курсе, в конце 3-го семестра, проводились в системе пограничных суток на учебной пограничной заставе полевого учебного центра. Это было интересно. Например, две курсантские учебные группы одновременно выезжали в полевой учебный центр на занятия на несколько дней, где из них, наши преподаватели, создавали заставу штатом 50 чел, – всех курсантов расписывали по штату на соответствующие должности и этот список доводили до всех курсантов учебных групп.
В первый день занятий, преподаватели, выступая в должности начальника штаба пограничного отряда, а курсанты – все как один – в должности начальника 9-й пограничной заставы (участок учебной границы), доводили до курсантов обстановку и приказ на охрану государственной границы начальника пограничного отряда в форме тактического задания. Изучая тактическое задание, мы должны были уяснить задачу на охрану государственной границы, оценить обстановку и принять решение на охрану государственной границы на участке 9-й пограничной заставы (учебная граница). На это мероприятие нам выделяли до 4-х часов времени. После принятия курсантами решения на охрану государственной границы, преподаватели, выступая в должности начальника штаба пограничного отряда, заслушивали принятые курсантами решения, наиболее целесообразное решение – утверждали и его все курсанты принимали за основу. Затем выделялось время 4-6 часов, в ходе которого курсанты должны осуществить планирование охраны границы в соответствии с утвержденным решением (составить план охраны границы, разработать распорядок дня для заставы на сутки и составить расчет сил и средств на случай возникновения обстановки).
В 18.00 преподаватели назначали должностных лиц заставы: начальника 9-й пз, двух заместителей начальника заставы, старшину заставы, командиров отделений, дежурного по заставе и ставили задачу готовиться к проведению боевого расчета на заставе, который начинался в 19.00.
В 18.50 курсант, назначенный дежурным по заставе, выстраивал на строевом плаце личный состав заставы в двух шереножном строю, в головных уборах, без оружия, и докладывал заместителю начальника заставы (курсанту). Ровно в 19.00, назначенный из числа курсантов, начальник 9 пз выходил на строевой плац к личному составу, его встречал и рапортовал ему заместитель начальника 9 пз (тоже курсант).
Начальник 9 пз здоровался с личным составом заставы: «Здравствуйте, товарищи пограничники!» Личный состав отвечал: «Здравия желаем, товарищ курсант!» После этого, начальник заставы подводил итоги службы за прошедшие сутки и, после его команды: «Застава, – смирно! На охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик заступают: с 20.00 – курсанты ……., с 22.30 – курсанты ……., » и т. д., доводил до личного состава: кто и из которого часу заступает на службу. Только после этого, он подавал команду: «Застава, – вольно!»
После боевого расчета на пограничной заставе, ранее назначенный начальник заставы, приступал к руководству пограничной службой. Пограничные наряды, назначаемые из числа курсантов и заступающие на службу с 20.00, готовились к службе – получали оружие, экипировку, подгоняли все на себе. По их готовности к службе, дежурный по заставе заводил их в комнату пограничной службы и докладывал начальнику пограничной заставы (курсанту, исполняющему его обязанности). Начальник заставы, заслушав доклады старших пограничных нарядов, после проверки готовности наряда к службе, – приступал к отдаче приказа на охрану государственной границы СССР. Личный состав заставы (из курсантов), который заступал на службу позже, – действовал по распорядку дня заставы. Преподаватели, через определенное время, производили смену должностных лиц заставы, давая практику управления заставой другим курсантам. Таким образом, две курсантские группы действовали на учебной заставе по охране участка учебной границы в течение 2-3 суток, а потом подобные занятия проводились и на 3-м, и на 4-м курсах.

Отредактировано nikolay (2018-04-06 19:56:25)

В ту субботу я никак не мог дождаться вечера, так как предстояла моя долгожданная встреча с Валей Прядко. У нас каникулы, оказывается, не совпали: у нее были каникулы в январе. Я ожидал ее прибытия в этот день, в субботу, под самый вечер.
Наступил вечер, и я на свидание побежал, к знакомому переулочку, на другой край села. В тот холодный февральский вечер встреча была горяча. На второй день, в воскресенье, – опять наше свидание. В понедельник, рано утром, Валя уехала в г. Днепродзержинск, в техникум на занятия. Я с трепетом ожидал очередной субботы, ожидал новой встречи.
На переулочке Базарном прошли две наши встречи, свидания были пылкими, незабываемыми, почти до утра мы звездочки считали, – словно вели счет дней нашей разлуки до очередной нашей встречи. Да, мало тогда у нас было встреч – всего состоялось четыре свидания. Предвидя долгую разлуку, опять капали на мой рукав прозрачные слезинки Вали. Я ее успокаивал как мог, но и самому было грустно, сжималось сердце при виде такой сцены. Дальше не буду описывать подробности наших переживаний, но мы друг другу клятву верности давали. На этом и расстались мы до очередного августа.
С моими родителями в то время жила только одна сестра Валя, она ходила в 10-й класс.
Приближалось тогда 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, мы с Валей написали стихотворение и она его отослала в областную газету «Зоря». Какие результаты получились из этой нашей затеи, – я не знаю.
Заканчивались мои зимние каникулы, и я с Лиховки приехал в г. Днепропетровск. Как сейчас помню, приехал к сестре Люде 2-го марта 1969 года, а ее муж, Анатолий, мне говорит:
– Коля, ты не слышал, что на о. Даманском идут бои, – сегодня китайцы напали на нашу территорию.
– Нет, – говорил я удивленно, – не слышал.
Оказывается, когда я был на каникулах, на границе обострение отношений между нашими странами дошло до вооруженного вторжения китайских военнослужащих на советскую территорию. В результате этой широкомасштабной вооруженной провокации китайцев, было больше 60-ти убитых советских пограничников и много раненых. Был в упор расстрелян с группой пограничников сам начальник заставы «Нижне-Михайловка» Иманского пограничного отряда старший лейтенант Стрельников. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. На этой заставе прославился младший сержант Бабанский, – ему то же было присвоено звание Героя Советского Союза. Проявил смелость и мужество начальник соседней пограничной заставы старший лейтенант Бубенин, который с резервом своей заставы вовремя прибыл на помощь заставе старшего лейтенанта Стрельникова. Ему так же было присвоено звание Героя Советского Союза.
По прибытию в пограничное училище курсанты нашего дивизиона были возмущены действиями китайских провокаторов и все, как один, подали рапорта с просьбой об отправке на границу в район вооруженных провокаций. Но командование училища поблагодарило всех курсантов за патриотический порыв и сказало, что там обойдутся без нас, а наша задача на данный час, – учиться настоящим образом.
С 10 марта 1969 года началась учеба в 4-м семестре.
Все курсанты нашего дивизиона продолжали напряженно учиться, хотя оставались и нерадивые курсанты, которые до того времени еще не определились точно в выборе профессии офицера-пограничника.
Опять же, после возвращения с каникул, какое-то время тянулся след ежедневных воспоминаний по родным местам, свиданий на переулочке Базарном. Написал письма я своим родным и конечно же девушке, которая осталась далеко.
Как сегодня, помню письмо девушке после зимних каникул 1969 года:
«Здравствуй, мое далекое счастье!
Сейчас конец марта 1969. Только что прошел отбой; все уже спят, а я в эти сутки на службе, оберегаю покой и сон своих сокурсников. Мой напарник стоит у тумбочки с телефоном, я, убравши «Ленинскую комнату», присел отдохнуть, закрыл на секунду глаза – и вижу образ своей милой, который позвал меня к столу. Не утерпел и сел писать письмо, решил черкнуть тебе короткое письмецо. Ведь время у меня еще имеется – напарника меняю через полчаса.
Вот и закончились, милая моя, мои каникулы зимой. Я каждый день нахожусь под впечатлением наших встреч, таинственных свиданий. Я огорчаюсь, что так быстро нам пришлось расстаться. Как мало мне пришлось счастье подержать в своих объятиях. Я желал, чтобы этим минутам не было конца.
Я заворожен своим счастьем. У меня до сих пор закипает кровь при воспоминании о том, как я склонялся над тобою и мои волосы касались твоих, страстная нега разливалась по всему телу, и я понимал, что ты мое земное притяжение, мое олицетворение мечты о вечном блаженстве. Я осознавал и видел, в перспективе, свою верную спутницу жизни, способную озарить мой путь в предстоящей офицерской службе и посвящать меня в радости семейного уюта.
Я сейчас думаю над тем, как удержать счастье в собственных руках. Я нахожусь в восторге, в опьянении любви от наших недавних встреч, в наших объятиях я нашел неземное наслаждение.
Милая, в таинственной шкатулочке надежно охраняется пучок твоих волос, в минуты трудные я ободряюсь, услышав их ароматный запах; во мне твоя душа, твой дух – он придает мне сил и бодрости и озаряет верный путь.
Моя ты прелесть, моя мечта! Сердце волнуется, кровь закипает в венах, душа излучает весь невидимый спектр эмоций. Надеюсь, милая, ты в этот час спишь и, может, видишь меня во сне? Спасибо, милая, за твой чарующий взгляд, за те счастливые минуты, испытанные мною во время курсантской побывки на малой родине моей.
Вот и вышел мой час, пора заступать на свой пост, настал час обеспечить покой тех, кто спит. Вместе с тем, беру на себя обязанность – обеспечить душевный покой своей далекой милой.
Разреши послать тебе свой страстный курсантский поцелуй.
До нашей долгожданной встречи, милая моя!
Ставлю точку на этом.
Пока, пока!»
Некоторые курсанты на 2-м курсе начали жениться. В нашей учебной группе, первым из всех, женился курсант Ященко Николай еще в конце 1-го курса, а на 2-м курсе – развелся. Вторым женился, на 2-м курсе, курсант Букий Александр.
Приближалось окончание 4-го семестра, мы летом проживали больше месяца в ПУЦ, в палатках, там же проводились с нами все занятия. Помнятся интересные комплексные занятия, когда по общей тактике отрабатывалась тема: «Взвод в поиске». В ходе этого занятия по общей тактике мы задерживали пленного; после этого задержания начинался урок английского языка на тему «Допрос пленного». Подключался наш преподаватель английского языка Бузунова Л.М. и начинала с нами занятие где-то в поле, в посадке и заканчивала в летнем классе. В поле привозились на автомашине стол, стулья и начиналось занятие с допроса пленного. Начинался допрос с вопроса по-английски (я лучше напишу русскими буквами):
– Ху а ю? (Кто вы?)
После ответа задавался второй вопрос:
– Вот ленгвич ду ю вент ту спик? (На каком языке будете говорить?
И так далее. Комплексное занятие было интересным, поэтому и запомнилось надолго.
В то время 1-й и 3-й курсы, после летней сессии, готовились на войсковую стажировку на пограничные заставы (июль месяц). Наш, 2-й курс, продолжал учебу в училище. В июле месяце на нашем курсе началась летняя экзаменационная сессия. Все курсовые экзамены и зачеты я сдал на «хорошо» и «отлично».
Я готовился лететь самолетом к своим родителям. Нас отпустили вечером 30 июля 1969 года.
2-го августа 1969 года я был уже в Лиховке у своих родителей.
А вечером я отправился на переулочек Базарный, конечно, к Вале, – при такой долгой разлуке наши души заждались. Я вспоминаю эту романтическую встречу. Какое было ясное небо с целыми мириадами звезд. Каждый вечер, при расставании, мы долго смотрели друг другу в глаза при лунном небе и не могли никак расстаться. Обещали друг другу писать почаще письма. В последний вечер нашего свидания я до сих пор помню, как мы расставались, и помню ее платье голубое, которое до сих пор голубит мне глаза. Во время отпуска я познакомил Валю со своими родителями, она им понравилась. А что отцу моему? – лишь бы борщ варить умела.
Моя младшая сестра Валя в этот год закончила 10 классов и поехала в г. Днепропетровск поступать учиться на водителя троллейбуса. В это время наша мама сильно горевала из-за моего младшего брата Ивана. Часто переживала, ночами не спала и у нее поднялось высокое давление, которое не прекращалось до конца ее жизни. В то время, в августе 1969 года, брат Иван находился под следствием. Оказывается, он хулиганил; с такими же ребятами, как он, занимался по вечерам в парках хулиганством и мародерством. Поэтому ему грозило до 5 лет быть в заключении. В августе 1969 года, числа 10-го, мне с мамой пришлось посетить следователя, который вел его дело и он нам все объяснил, что светит нашему Ивану. Мне пришлось все время успокаивать маму, чаще быть с ней.
В августе 1969 на советско-китайской границе было не спокойно. 13-го августа китайскими провокаторами вновь была совершена вооруженная провокация с вторжением на советскую территорию войсковых подразделений в районе оз. Жаланашколь (территория Казахстана). Опять там были жертвы среди советских пограничников, но провокация успешно была пресечена, – вся вторгшаяся вооруженная группа была советскими пограничниками окружена и уничтожена полностью.
После окончания отпуска я с аэропорта г. Днепропетровска, таким же порядком, как и ранее, улетел в г. Алма-Ату для продолжения учебы. 30 августа 1969 года я был уже в Алма-Ате в Высшем пограничном командном училище. На второй день всем курсантам училища был зачитан приказ начальника пограничного училища о переводе курсантов на 3-й курс обучения.
Итак, с 1-го сентября 1969 года мы стали курсантами 3-го курса.
Прошло несколько дней учебы и я вечерком пишу письмо своей девушке милой. Так как все наши августовские встречи в моей голове были свежи и ярки. Эмоции в душе яркими красками еще витали от тех свиданий, обещаний, клятв. И я вечерком сел писать письмо девушке своей мечты; вот содержание его:
«Здравствуй, мой самый дорогой бриллиантик!
Вот прошел август 1969. Третий день я уже на занятиях. Я стал курсантом 3-го курса. Первые дни, милая, после приезда, я нахожусь во сне. И пробудиться не могу, – таков приятный сон. Короче, мне не хочется просыпаться. А этот сон – наш август, проведенный вместе.
Я вспоминаю нашу встречу, когда в послеобеденное время, сойдя с автобуса, я полетел ветром по знакомой дорожке на переулочек Базарный. Стоя среди деревьев, я с трепетным сердцем ожидал, когда же на пороге покажешься и выглянешь меня ты, мой дорогой цветочек, моя чародейка! Правда, я долго ожидал, и вот, наконец, явилась на пороге ты – моя сияющая «Венера». Я обомлел, остолбенел, но мое сердце меня в чувство привело, участив биение втройне. Мы бросились навстречу и наши объятия соединились, уста сомкнулись в томном поцелуе. И тут ты спохватилась, сказав: «хватит, соседи в окна видят!»
Обняв тебя, я слышал учащенный бой сердца твоего, волнения груди, в глазах увидел целую радугу искр. Значит ты меня ждала, в своей душе меня ты сохранила.
Встречались каждый вечер, все околицы мы успевали обойти, при расставании мы каждый вечер клятву верности давали. Держа тебя в объятиях своих, я осыпал тебя ураганом поцелуев, – никак мы расставаться не могли.
А помнишь, в середине августа, я тебя привел на хутор свой, на улицу Степную, в хату под номером 11? Я тебе тогда сказал: «здесь я родился, вырос, здесь прошло мое детство и школьные годы….»
Там познакомил я тебя с родителями моими; нас пригласили за стол и суровый мой отец тогда тебя спросил: «А борщ готовить ты умеешь?» Ты ответила: «Да, умею!». – «Ну, тогда будешь хорошей невесткой», – так сказал отец. У родителей тогда были гости-соседи: Кротенко Нестор (двоюродный дядя мой) со своей женой, тетей Дашей.
Сели все за стол, по рюмочке выпили, и тут в веселом настрое расхрабрился мой отец. И выпалил перед всеми в хате: «Невестка наша борщ варить умеет, так пусть, пока Коля в отпуске, идут в ЗАГС и распишутся!»
Ты засмущалась, я отцу ответил, что еще рано, с годик надо подождать. Моей девушке тоже еще год учиться надо; я полпути к офицерству уже прошел, но еще – не офицер. А через год выйду на финиш, и тогда будет пора.
Милая, когда придет эта пора? Когда соединятся вместе наша любовь, наши сердца, две души в одну душу, а две судьбы в одну судьбу? Дождусь ли я, когда ты каждое утро будешь провожать и каждый вечер меня встречать с улыбкой ясной, горящими глазами и с нежным поцелуем.
Теперь же жди меня вдали, жди моих писем, да без задержки отвечай! Я буду вспоминать наши встречи, твой ясный взгляд и звуки сердца твоего. Ведь наши встречи повторятся в морозном зимнем феврале.
В своем письме я посылаю частицу сердца своего, да бесконечное множество горячих поцелуев. Пока, пока, мой сверкающий бриллиантик!»
Что же было примечательным на 3-м курсе?
Ведь по времени все мы проучились половину от общего строка обучения. На 3-м курсе мы повзрослели, возмужали и изменились. Стали более принципиальнее и требовательнее к себе и друг к другу. По серьезному стали относиться к учебе, к становлению личности офицера-пограничника. Именно на 3-м курсе происходила психологическая ломка, ломка характера и изменялось само поведение курсанта, – я это наблюдал на курсантах нашей учебной группы и чувствовал это по себе. Ломка такая шла, что приходило в голову намерение об отчислении с училища. И многие отчислились. В нашей учебной группе, на 3-м курсе, отчислилось несколько курсантов и к концу курса обучения осталось в группе всего 20 человек, а когда-то в начале 1-го курса было 32.
На счет зрелости и принципиальности приведу пример. В нашей учебной группе учился курсант Стариковский Николай, который к 3-му курсу еще не созрел и учился, – как бы плыл по течению. По его мнению было у него такое суждение: «Закончу учебу в училище – хорошо, а отчислят, – не велика беда». Учебой в училище он не дорожил. Иногда, по вечерам, он, преодолевая забор, бегал в самоволку к девушке. Курсовой офицер и командование дивизиона об этом не знали.
И вот, однажды, в нашей учебной группе проходило комсомольское собрание, на котором присутствовал курсовой офицер старший лейтенант Толстухин Д.Н. На этом собрании обсуждались вопросы успеваемости и дисциплины курсантов. Так на этом собрании выступил курсант группы, Бугаев Александр, и он в своем выступлении прямо сказал: «Мы говорим о дисциплине курсантов, а вот вчера вечером комсомолец Стариковский ходил в самоволку, – и это допускает будущий офицер». Курсант Стариковский этого не ожидал, что могут его так выдать сокурсники, и в дальнейшем прекратил свободно об этом открываться.
После выпуска с училища я попал служить с лейтенантом Стариковским в один пограничный отряд. Служил он неважно, часто имел взыскания, дослужился до старшего лейтенанта и его уволили.
На 3-м курсе отношение к курсантам со стороны командования дивизиона и курсовых офицеров изменилось: не прощались курсантам мельчайшие нарушения по службе и дисциплине, повысилась, с их стороны, требовательность к курсантам и в отношении учебы; за мельчайшие нарушения сыпались взыскания; за мелкие нарушения и плохую учебу – лишали увольнений.
На 3-м курсе наиболее зрелых, требовательных и отлично успевающих курсантов начали принимать в ряды КПСС; в учебных группах начали создаваться партийные группы, а в дивизионе, – бюро парткома во главе с секретарем.
Учеба на нашем курсе шла по учебному плану. С некоторыми дисциплинами, по окончанию 2-го курса, мы распрощались; на 3-м курсе добавились некоторые новые дисциплины, такие как: политическая экономия, партийно-политическая работа и новые военные дисциплины. Целый год шло изучение дисциплины политическая экономия. Проводились лекции, семинары, самостоятельная работа.
Все курсанты удивлялись тому, как великолепно читал лекции по политической экономии подполковник Мачульский. После звонка на занятия, он поднимался на трибуну в лекционном зале и начинал проводить лекцию, не раскрывая даже своего конспекта. Объяснял все четко, доступно, логически последовательно, давая теоретические обоснования того или иного положения учебного материала. Помнил он все учебные вопросы и учебный материал наизусть. Заканчивал изложение учебного материала лекции – и тут, точь-в-точь, звенел звонок об окончании пары занятий. Все удивлялись его точности.
Стали нам, в начале 3-го курса, преподавать важную дисциплину – партийно-политическую работу (ППР). Много было лекций, семинаров и практических занятий. Важна эта дисциплина своим содержанием. Нашим преподавателем по этой дисциплине был подполковник Щурихин. Всем курсантам нравилось его преподавание. Это был профессионал своего дела, его занятия были проникнуты высокой убежденностью в то, что он нам преподносил. Занятия проводил живо, эмоционально и содержательно. В ходе занятий по дисциплине ППР мы узнали структуру КПСС, структуру всех партийных органов и партийных организаций. Как нужно организовывать и проводить комсомольские и партийные собрания, как вырабатывать их постановления и решения. На практических занятиях нас учили, как нужно правильно обобщать передовой опыт службы и дисциплины солдат подразделения, как правильно об этом написать статью в пограничную газету или журнал. С овладением курса ППР мы научились организовывать и проводить различные диспуты, викторины, ленинские чтения и митинги с личным составом.
Приближалась зимняя экзаменационная сессия за 5-й семестр на 3-м курсе. В этом семестре я всего лишь один раз ходил в увольнение. Казалось, в городе делать нечего: во всех парках я побывал, ранее повидал все достопримечательности города, – поэтому и не хотелось больше ходить по городу.
Хорошо помню, как мы в училище встречали Новый, 1970, год. Как раз вечером в зале клуба училища проводился вечер отдыха. Было много приглашено девушек с города – шефы с педагогического института и с других вузов. Исполнялись на вечере песни нашими самодеятельными певцами, были танцы. Наступило 24.00, и все радовались наступлению Нового, 1970, года.
На снимке музыканты нашего дивизиона, которые обеспечивали вечера отдыха на нашем курсе: слева с гитарой стоит – курсант Дударов, сидит с барабанами – курсант Амзин, играет на баяне – курсант Веричев, возле него стоит – курсант Булгаков, возле Булгакова с гитарой – курсант Морозов, на трубе играет – курсант Панин.

На этом новогоднем вечере отдыха была и моя будущая жена. Я тогда с ней еще не был знаком, но помню ее на этом вечере. За ней там бегал один моряк, который в то время проходил учебу в училище на 3-х месячных курсах младших лейтенантов. Он постоянно ее приглашал на танцы. Это я видел и хорошо помню.
Второй раз я был в увольнении, обучаясь на 3-м курсе, весной, в начале апреля 1970 года. Ходил я в увольнение со своим товарищем – Александром Слугиным. Я с ним все четыре года просидел за одной партой в нашем классе группы.
Тогда мы с ним, в парке им. Горького, качались на качелях, проехали круг на «Чертовом колесе». Познакомились с девушками: я – с Лидой Лукошко, он – с Галей, фамилии ее не знаю. Лида была еще молодой девушкой, с 1953 года рождения, училась на 2-м курсе техникума. Она дала мне свой домашний номер телефона. Под конец нашего увольнения мы разошлись. После знакомства я, иногда, позванивал ей домой. Я считал, что это знакомство ненадолго, и не назначал этой девушке свиданий.

Отредактировано nikolay (2018-04-06 20:09:26)

Работая над этой стенной газетой, я тогда понимал, что в октябре 1970 года будем праздновать 53-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, и мне, возможно, придется опять оформлять стенную газету и к этой дате. Мы тогда, будучи курсантами, изучали и историю КПСС, и марксистско-ленинскую философию, и партийно-политическую работу, и политическую экономию, – приходилось много конспектировать работ К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина. При изучении этих работ педагоги нас нацеливали на изучение уроков Якобинской диктатуры, Парижской коммуны, на победу Советской власти.
Изготовляя стенную газету в честь 100-летия со дня рождения нашего вождя, в моей голове проносились различные мысли. Я тогда думал: «Вот Якобинская диктатура продержалась всего один год; Парижская коммуна продержалась 72 дня; а сколько же тогда продержится Советская власть?» И тогда я сам себе отвечал: «что, наверно, Советская власть тогда продержится 72 года». Прошли годы, и, вспоминая эти бредовые курсантские мысли, оказалось, что Советская власть продержалась 74 года. Теперь я подумал, что ошибся тогда всего на 2 года.
Стенную газету в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина мы оформили во время, и на выставке стенных газет в дивизионе, конкурсная комиссия из политработников, ей определила почетное 3-е место.
Вот таким, немного возмужавшим, я был на 3-м курсе.

На 3-м курсе было новым то, что мы, по решению командования Пограничных войск, должны были ехать на стажировку не в конце июня, а в конце мая, и ехать не на пограничные заставы, а на учебные пункты для обучения молодых солдат. А по нашему учебному плану стажировка была запланирована на пограничных заставах на должностях заместителей начальников застав, в июле месяце. В связи с таким решением командования ПВ, пошла перестройка учебного процесса. Стали усиленно заниматься методикой боевой подготовки – ведь предстояло нам много проводить занятий с молодыми солдатами по боевой подготовке. Я лично готовил себе варианты планов-конспектов по всем дисциплинам боевой подготовки, готовил материалы бесед для проведения воспитательной работы. Но до стажировки на учебном пункте, нам, курсантам 3-го курса, надо было еще поучаствовать в двусторонних тактических учениях.
В пограничном училище, в соответствии с программой обучения, ежегодно с курсантами 3-го и 4-го курсов проводились 3-х суточные двусторонние тактические учения. Во второй половине апреля 1970 года проводились такие учения и с нами. Учения проводились за нашим полевым учебным центром в песках Муюнкум. Учения начались в 05.00 с подъема по тревоге. Курсанты 3-го и 4-го курсов быстро поднялись, с вооружением и экипировкой осуществили посадку на автомашины и поехали в ПУЦ прямо в район учений. Наш курс, поначалу, переходил к обороне, пришлось целый день окапываться. Нашей учебной группе (на учении выступающей в составе мотострелкового взвода) придали 76 мм пушку и мы с ней повозились. В 100 метрах в тылу, за нашим передним краем, выкопали окоп для пушки, еле опустили ее в окоп; позже пришел старший начальник и сказал, что огневую позицию для пушки нужно сменить и установить ее на правом фланге. Попробовали вытащить пушку с окопа и никак не могли ее вытащить вручную. Мучились больше часа, – такой был глубокий окоп, – пока не подогнали ГАЗ-66 и не дернули ее с окопа; переместили на новую позицию и опять выкопали для нее окоп.
4-й курс курсантов, играл за нашего «противника», переходил к обороне и окапывался впереди, фронтом к нам, на удалении до 500 м. Поздно вечером мы получили приказ готовиться к наступлению на нашего «противника», рано с рассветом. Наступление намечалось на 06.00 утра. Всю ночь шла подготовка к наступлению: получали холостые патроны и снаряжали магазины, получали дымовые шашки, взрыв-пакеты; уточнялись объекты атаки на переднем крае «противника», направления атаки для каждого учебного взвода, подразделения получали устные приказы на наступление.
Наступил рассвет, время 05.30. Наша артиллерия начала огневую подготовку атаки, которую продолжала вести 30 мин; после этого все мы увидели, как над нами взвилась серия сигнальных ракет красного огня, – сигнал атаки для пехоты. Командиры подали команду: «В атаку – Вперед!» И мы пошли в атаку, ведя интенсивный огонь по переднему краю обороны «противника», в колонну по два – преодолели минно-взрывные заграждения «противника» и с криками «Ура!», ведя огонь на ходу, стремительно ворвались на передний край его обороны. Но никакого сопротивления «противник» не оказал. Мы, безостановочно преодолев первую траншею, пошли наступать дальше, много израсходовав боеприпасов. Только, пройдя метров 500 от переднего края в глубину его обороны, мы встретили упорное сопротивление «противника». Оказывается он нас перехитрил: перед самым рассветом пехота «противника» отошла на вторую позицию в глубине, разведка наша не сработала, а мы пошли в атаку и почти зря израсходовали все боеприпасы по пустому месту. Об этом было сказано при подведении итогов учения руководителем учений полковником Заболотным.
Питание курсантов в ходе учений осуществлялось в полевых условиях с полевых кухонь, с использованием котелков. Отдых в ночных условиях осуществлялся в окопах: две трети курсантов находились на боевых позициях и только одна треть дремала в окопах. Ночью, в песках, было прохладно.
После двусторонних тактических учений, которые продолжались двое суток, начались учения по поиску и задержанию нарушителей государственной границы на участке пограничной заставы, которые продолжались целые сутки. Тактические учения курсантов 3-го и 4-го курсов закончились детальным разбором действий командиров и курсантов в ПУЦ.
На нижнем снимке с курсантами, после проведенных учений, подводятся их итоги.
При подведении итогов, полковник Заболотный, используя схему, довел до всех тактический замысел учений и провел, на его фоне, разбор действий, участвующих на учениях курсантских подразделений.

После подведения итогов учений была сделана посадка на автомашины и мы уехали на основную базу в училище.
По прибытию на основную базу пограничного училища командирами были организованы: чистка оружия и всего снаряжения, сдача его дежурной службе под охрану, а в часы самоподготовки, – подготовка курсантов к занятиям на следующий день.
Переписка с моей девушкой, Валей Прядко, шла интенсивно. Приведу несколько памятных писем, написанных мною. Вот одно из них, которое я написал после проведенных учений:
«Здравствуй, моя самая близкая и дорогая лапочка!
День и ночь в моей душе звучат наши признания в любви и верности, прозвучавшие из наших уст в те зимние февральские вечера 1970 на переулочке Базарном. Они отдаются в висках и сердце, милая моя!
Сейчас апрель 1970. Приближается твой день рождения. Что могу я подарить в этот счастливый для тебя день? Не сомневайся, – я подарю тебе свою любовь и тысячу горячих поцелуев. Все сполна ты получишь при нашей с тобою встрече. И эта встреча состоится через 3,5 месяца. При встрече я обложу тебя букетами роз, и один букетик среди них будешь – Ты!
Цвети, моя розочка, яркими цветами; до моего приезда c этой розочки не должен упасть ни один лепесточек. Два лепесточка – это твои глазки, один лепесточек – это твой носик, еще два – это твои ушки, а еще два – это твои щечки, следующие лепестки – твои губки, шейка, ….. – это все лепесточки. Я буду нежно с ними обращаться и беречь их, чтобы моя розочка всегда цвела, никогда не увядала.
Лапочка, ты мой яркий свет, ты озаряешь мою душу, просветляешь и оживляешь мои мысли, ты воодушевляешь меня на учебу, ты яркий свет в моей жизни! Мне уже снится рай с тобою. Никакие трудности не могут затмить наши отношения, ведь они, день ото дня, скрепляются нашей любовью.
Милая, мечты и планы созревают у меня на перспективу нашей жизни. Себя не вижу без тебя. Ведь ты становишься незаменимой моей частью. Я готов, но еще рано, предложить тебе свою твердую руку и сердце, соединить наши судьбы навсегда. И будешь верной мне подругой жизни до серебристой седины. И также я хочу, чтобы ежедневно, по утрам, видеть твои смеющиеся глазки, твою улыбку и, провожающий в ночной тишине, поцелуй.
Чтобы в ночном дозоре ты указывала мне верный маршрут, а при возвращении домой, – встречала радостно меня, готовая нырнуть в мои объятия.
Пока это мечты, желания; буду карабкаться, чтобы они исполнились – ведь ты сама моя мечта, живая моя сказка!
А я все вспоминаю по ночам и представляю эту нашу встречу, когда я буду заворожен счастьем. Как вспомню, закипает кровь, мурашки бегают по телу, лишь стоит вспомнить мне о том, как я склонялся над тобою и наши губы сливались в едином поцелуе, страстная нега разливалась по всему телу и я понимал, что ты мое земное счастье, мое олицетворение мечты о вечном блаженстве.
Разлука, даль, притяжение душ помогут мне удержать это счастье в своих руках. Я нахожусь в опьянении любви от наших прошлых встреч, в наших объятиях я нашел неземное наслаждение.
Милая, в таинственной шкатулочке надежно сохраняются твои чувства любви, стуки твоего сердечка; в минуты трудные я ободряюсь, услышав его стук; во мне твоя душа, твой дух – они придают мне сил и бодрости и прокладывают верный путь. Он ведет к тебе навстречу!
Мой светоч, ты моя мечта! Сердце волнуется по тебе, кровь кипит в венах, душа рвется к тебе.
Надеюсь, милая, ты в этот час уже спишь и, может, видишь меня во сне? Спасибо, милая, за твой чарующий взгляд, за те счастливые минуты, испытанные мною во время короткой курсантской побывки на малой родине моей.
Вот и вышел час, пора успокоиться мечтам. Отправив это письмецо, – я спокойно лягу спать, ведь завтра вновь быстрый подъем, физзарядка; мечтать, грезить о милой – в конце дня, когда затихнет наша учебная курсантская суета. Но в сердце ты шевелишься моем каждый миг. А в этот поздний час, ты вспомни наши встречи, улыбнись, пошли далекий поцелуй и мы спокойно будем вместе спать: я – здесь, ты – там.
Я посылаю свой воздушный поцелуй.
Пока, пока!»
К концу 3-го курса в учебных группах дивизиона уменьшилось количество курсантов. Так, например, в нашей, 7-й, учебной группе оставалось всего 20 человек. Были отчислены: курсант Белов и курсант Федоров. Такое положение было и в других учебных группах. По «Инструкции об организации и проведению учебного процесса в ВВУЗ…», в учебной группе должно быть не меньше 25 человек учащихся. Поэтому, после окончания 3-го курса, должны были какую-то из учебных групп расформировать. Командование уже намечало расформировать нашу, 7-ю, учебную группу. За три года учебы коллектив нашей группы сформировался и не хотелось, чтобы нас разбросали по разным учебным группам.
Мы собрались и начали решать, каким же образом можно сохранить коллектив нашей учебной группы в целости. Секретарь первичной комсомольской организации учебной группы Григорий Демченко, мой земляк с Днепропетровщины, вышел с предложением: выступить с обращением к командованию училища о том, что наша учебная группа берет на себя обязательство закончить 4-й курс на общую оценку «отлично», и это обращение, одобренное курсантами нашей группы, передал в учебный и политический отделы училища. Командование училища учло наше обращение, и наша учебная группа была сохранена. Мы, в основном, сдержали свое слово. Все курсанты нашей учебной группы старательно начали учиться. Я закончил 3-й курс с высокими показателями, и, если бы такие результаты удержал на 4-м курсе, то получил бы диплом с отличием. Для получения этого диплома необходимо, чтобы в приложении к диплому было не более 25%  хороших оценок, а остальные должны быть отличные. Это оценки за зачеты и экзамены на протяжении всех четырех лет обучения, и обязательно все предметы, выносимые на государственные экзамены, необходимо было сдать на «отлично».
Я, на 4-м курсе, набрал немного лишний процент хороших оценок при сдаче зачетов, четыре-пять четверок оказались лишними – женитьба наверно помешала.
Расформировали 2-ю учебную группу нашего дивизиона, а наша, 7-я, учебная группа сохранилась в полном составе, только нам добавили, из расформированной, несколько курсантов.
В 1970 году летняя сессия началась раньше обычного – после 10 мая. А где-то, с числа 25 мая, учебные группы курсантов 3-го курса начали выезжать на стажировку. По распределению, я и еще со мной 3 курсанта, попали на стажировку на учебный пункт Находкинского пограничного отряда Тихоокеанского пограничного округа. Некоторые курсанты с нашей группы были направлены стажироваться в Южно-Сахалинский пограничный отряд. Курсанты, которые отправлялись на стажировку в Дальневосточный и Тихоокеанский пограничные округа, вылетели самолетом ТУ-104 до г. Хабаровска. Прилетели в г. Хабаровск, дальше на самолет у нас билетов не было. Руководитель стажировки от училища по Тихоокеанскому округу решил, что дальше нам двигаться до Владивостока необходимо поездом. Приехали на железнодорожный вокзал и удивились, что в Хабаровске деревья только начинали распускать почки, а в Алма-Ате давно уже были листья. Сели мы на поезд и часов 8-10 ехали до Владивостока. Прибыли в управление Тихоокеанского пограничного округа; там нас распределили по пограничным отрядам. Меня и курсантов Мищенко Виктора, Медведева Александра и Скульдицкого Владимира распределили в г. Находку, в пограничный отряд.

Во Владивостоке мы вчетвером сели на поезд и поехали в Находку. Кажется, ехали 4-5 часов до этого города. Доехали мы до Находки поездом и с вокзала отправились пешком прямо в пограничный отряд, и нас сразу же направили на учебный пункт, – он находился совсем рядом и размещался в палаточном городке при отрядной школе сержантского состава. Нас встретил начальник учебного пункта подполковник Егоров и распределил по учебным подразделениям. Там было четыре учебных роты солдат. Нас распределили по одному в каждую роту. Я был назначен в учебную роту, которой командовал капитан Огольцов, – он же являлся начальником школы сержантского состава. Но школа на период учебного пункта не функционировала. Меня в этой роте назначили командиром учебного взвода. Других моих товарищей-курсантов также назначили командирами учебных взводов только в других учебных ротах. И началась наша учебная практика по выполнению своих обязанностей. Все занятия по боевой подготовке с учебными взводами проводили курсанты-стажеры, политзанятия – проводил замполит роты старший лейтенант Лешенкевич. Капитан Огольцов, поначалу, проводил занятия по практическим стрельбам, а во втором месяце стажировки, я организовывал и сам проводил эти стрельбы со своим взводом. Многому, за время стажировки, я научился у капитана Огольцова, особенно, – как правильно использовать командирский ящик, как обучать солдат правильному прицеливанию из автомата и другое.

Отредактировано nikolay (2018-04-06 20:29:55)

В январе 1971 года был, как всегда, карантин на две недели – все связано было с эпидемией гриппа. Со второй половины января, командование разрешило организовывать и проводить, по субботам, вечера отдыха в клубе.
Помню, на один из вечеров мне попасть не удалось, – меня назначили в этот день в суточный наряд дивизиона. Но Зина с Любой на вечер приходили, там танцевали. Вечер заканчивался в 22.00, и все с клуба направлялись к выходу на центральное КПП, которое находилось не далеко от казармы нашего дивизиона. Я вышел на улицу, подошел к арке и начал наблюдать. Подумал: «Если Любу кто-то будет из курсантов провожать до КПП, – значит она нашла другого, то все, – будет конец нашим свиданиям». Увидел свою Любу, шла одна, – никто ее из курсантов до КПП не провожал. Тут моя успокоилась душа, – значит, на девушку можно было положиться, не подведет она меня.

Начиная с марта 1971, в учебе, на 4-м курсе, пошла повторительная тематика по службе и тактике пограничных войск, – отрабатывали работу начальника заставы по организации охраны государственной границы и руководству службой пограничных нарядов на участке заставы.
По общевойсковой тактике, так же отрабатывалась повторительная тематика по организации и ведению боевых действий мотострелковым взводом, а в начале апреля, – 3-х суточные двусторонние батальонные тактические учения в ПУЦ, в песках Муюнкум.
В 8-м семестре пошли один за другим зачеты по второстепенным дисциплинам, так что умственная нагрузка была огромная; можно сказать, что я качался от ветра в этот период, а после первомайских праздников начинались курсовые экзамены; затем – государственные.
С марта 1971 года все ателье военторга в городе приступили к пошиву парадной и повседневной формы одежды для выпускников нашего училища; сняли мерки с курсантов 4-го курса, а затем через 2-3 недели – первая примерка, потом – вторая, пока полностью была не пошита наша офицерская форма.
А как же на любовном фронте?
В феврале 1971 я много рассказывал Любе о службе офицеров-пограничников в Средней Азии. В каких условиях находятся жены офицеров на пограничных заставах. Начал задавать вопросы Любе: смогла бы она в таких условиях жить продолжительное время? Она не боялась. Однажды я спросил: «Люба, а не поедешь ли ты со мной на заставу?» Она с встречным вопросом: «В каком качестве?» Я отвечал: «В качестве моей жены». Она была согласна. За чем же остановка? Надо просить руки.
Наступил конец февраля 1971 года, в предстоящее воскресенье мы с Любой договорились, что я буду просить руки у будущей своей тещи. Пришел я в воскресенье к ним домой. Сидел я и разговаривал с Любой; уже прошло больше половины моего увольнения; смотрю, что рядом трется ее мама. Подумал: значит ее мама о моем намерении знает – Люба все ей рассказала. Я все думал: с чего начать и как сказать, но так в этот вечер и не осмелился начать разговор.
Через неделю, в начале марта, в воскресенье, я пришел вновь в увольнение к ним. Сидели у них дома час, два и я осмелился, наконец, сделать решительный шаг. Подошли с Любой к ее маме, позвали отца, и я выпалил:
– Елена Тимофеевна, мы с Любой решили пожениться! И я прошу вашего согласия.
Она, как будто ей невдомек:
– Как это вы решили пожениться? Отец, ты слышал, что они надумали? Решили пожениться!
Я был в таком смятенном состоянии, что был совсем не рад, что все это затеял.
– Давно вы это надумали, что решили пожениться? – спросила мама Любы.
– Месяц назад, – ответил я.
Долго мы разговаривали и, наконец, ее родители дали согласие.
На следующую субботу, где-то в середине марта, мы с Любой долго выбирали, когда же нам осуществить регистрацию и свадьбу. Я предлагал в мае, сразу после выпуска. Она не соглашалась: «Если в мае, то всю жизнь будем маяться, давай в конце апреля». Я не хотел в апреле, ведь в апреле предстояли учения и много шло зачетов один за другим, а еще, в конце апреля, начинались курсовые экзамены. Но все-таки она меня переубедила и настояла на своем. Среди недели выбрали время и поехали в районный ЗАГС подавать заявление о регистрации. Нам предоставили месяц на раздумья и назначили 24 апреля – день проведения бракосочетания.
После подачи заявления в ЗАГС пошла у нас подготовка к свадьбе.
Купили в первую очередь обручальные кольца. Люба заказала себе свадебное платье; ездила к знакомым на торговую фирму и подобрала мне свадебный костюм, лакированные туфли. Родители занимались приготовлением к свадьбе. Свадьбу решили играть на дому, в квартире ее родителей, 24 и 25 апреля 1971 года.
24 апреля 1971 года – была суббота, наш день регистрации. Моим другом на свадьбе был Саша Левыкин, подружкой Любы – Зина Чернецова. Собрались гости в этот день, мы с Любой нарядились, нас не узнать, особенно Любу – пылали розовые щеки у нее, играла переливами прическа и серебрилось платье. Все ахнули: «Вот это невеста!» Подкатили машины, в основном «Волги», сели молодые, родственники и гости, и покатили все в ЗАГС. Там была совершена торжественная церемония бракосочетания. Мы там обменялись кольцами, то есть их одели друг другу. С Любой мы поставили свои подписи в книге и я получил Свидетельство о браке.

После выхода из ЗАГС прокатились на машинах по городу, обязательно мимо училища, потом на гору Кок-Тюбе, куда курсанты каждую неделю совершали марш-броски, заехали к ее подружкам на фирму, – и домой. А дальше пошла гулянка на дому – поздравления, тосты и крики – «Горько!» На улице танцевали гости – была ведь теплая пора – светило солнце, возле дома и в саду цвели черешни. Памятный для нас с Любой был день 24-го апреля 1971 года. 25-го апреля все продолжалось на дому. А рано утром, 26 апреля, я пошел к себе в дивизион, и снова за учебу. Ведь начинались курсовые экзамены за 4-й курс.
После нашей свадьбы я попал домой, к Любе, только через неделю после первомайских праздников. Правда, 2-го мая она приходила ко мне на свидание. Встретились мы с ней на центральном КПП, провели вместе часа два в комнате свиданий.
После первомайских праздников продолжались курсовые экзамены и в увольнение, в рабочие дни, женатых уже не отпускали.
Через неделю после нашей свадьбы, снова свадьба (30-го апреля в субботу), – но уже у подружки Зины.

Женился мой друг Саша Левыкин на Зине. Моя Люба, в платье темно-синем, была у Зины дружкой; я на свадьбу не попал: назначили меня в суточный наряд по дивизиону – все было по графику. В праздничные дни замениться никто не хотел: у каждого были свои проблемы. Пришлось идти дежурить. Поэтому на их свадьбе я не погулял, а жаль, хотелось. Ведь Зина писала письма мне и просила по воздействовать на Сашу для ускорения их свадьбы. Как мог, так и воздействовал я на него, но дело все-таки дошло до их свадьбы еще в апреле.
Их регистрация проходила в том же ЗАГСе, где проходила, неделю назад, наша.
Да, тогда в марте и апреле 1971 года шли свадьбы чередом одна за другой на нашем курсе. Каждую субботу по проспекту Ленина проносились свадебные кортежи, и, будучи на улице или в классах, каждый мог услышать протяжные звуки сигналов автомашин, проносящихся мимо нашего училища, – выпускники подавали сигналы о своей женитьбе.

Отредактировано nikolay (2018-04-09 18:19:14)